Джим Батчер - Холодные дни

Потом меня швырнули, дважды крутнув по горизонтали, и я врезался в стену. Отлетев от нее, я приземлился на что-то вроде грунтового пола. Я валялся там, не в состоянии сделать вдох, едва способный двигаться. И либо я был слеп, либо находился в кромешной темноте. Плюс такого абсолютного звона в голове в том, что пламя обездвиживающего ужаса ощущается как-то слабее. Был и еще плюс: когда я наконец смог сделать глоток воздуха, я сделал его со скулящим звуком чистейшей боли.

Из темноты прозвучал голос, пыльный, хриплый и покрытый пауками.

– Я, – произнес голос, словно вырисовывая это слово. – Ты пытался вызвать. Меня.

– Примите мои самые искренние извинения за возникшую необходимость, – сказал я Матери-Зиме, или, скорее, попытался сказать. Вместо этого у меня вышло что-то вроде « Оу ».

– Ты думаешь, я служанка, которую можно подозвать свистом? – продолжал голос. Ненависть, усталость и мрачное развлечение: все вместе мумифицировалось в нем. – Ты думаешь, я какой-то мелкий дух, которым ты можешь помыкать?

– Н-н-н… ох, – вздохнул я.

– Ты осмелился позволить себе?… Ты посмел произносить эти имена, чтобы привлечь мое внимание? – сказал голос. – Мне нужно готовить мясо с овощами, и я наполню кастрюлю твоим мясом – мясом наглого смертного.

В кромешной тьме раздался какой-то звук. Сталь, которой водили по камню. Взлетели несколько искр, ослепительных в окружающей темноте. Они выжгли на моей сетчатке силуэт массивной, сгорбленной фигуры с мясницким ножом в руке.

Искры плясали каждые несколько секунд, когда Мать-Зима медленно точила свой инструмент. Мне удалось взять под контроль дыхание и перебороть боль.

– М-м-м… – сказал я. – М-мать-Зима. Я счастлив увидеться с вами снова.

Очередной сноп искр отразился от железной поверхности – ее зубов.

– Мне н-нужно поговорить с вами.

– Говори же, человечек, – сказала Мать-Зима. – Времени у тебя осталось мало.

Тесак со скрежетом снова проехал по точильному камню.

– Мэб приказала мне убить Мэйв, – сказал я.

– Она всегда делает глупости, – сказала Мать-Зима.

– Мэйв говорит, что Мэб сошла с ума, – сказал я. – Лилия согласна.

Раздалось свистящее дыхание, которое могло быть хихиканьем.

– Какая любящая дочь.

Мне стало казаться, что я могу что-то из этого извлечь. Я нажал на нее.

– Мне нужно знать, кто из них прав, – сказал я. – Мне нужно знать, против кого выступить, чтобы предотвратить большую трагедию.

– Трагедию, – сказала Мать-Зима с мурлыканьем, заставившим меня подумать о скребущихся скорпионах. – Боль? Ужас? Скорбь? С какой стати мне останавливать это? Да это слаще, чем мозговая косточка младенца.

Хорошо, что я смелый и неустрашимый чародей, иначе последние слова фразы заставили бы мою кожу съежиться настолько, что она протащила бы меня по грязному полу.

Но я так или иначе блефовал, и решил рискнуть. Я скрестил пальцы в темноте и сказал:

– Потому что за всем этим стоит Немезида.

Скрежет тесака внезапно прекратился.

И темнота, и молчание на какой-то краткий миг стали абсолютными.

Воображение рисовало мне образ Матери-Зимы, тихо подбирающейся ко мне в темноте с поднятым тесаком – и я едва подавил позыв разразиться паническим воплем.

– Так, – прошептала она мгновение спустя. – Наконец-то ты стал видеть то, что все время было у тебя перед глазами.

– Э-э… да. Думаю, да. Теперь, по крайней мере, я хоть что-то знаю.

– Как это по-смертному. Учиться, когда учиться уже поздно.

Шкр-р-р… Искры.

– Вы не убьете меня, – сказал я. – Я в такой же степени ваш Рыцарь, как и Мэб.

Низкое, тихое фырканье.

– Ты не настоящий Зимний Рыцарь, человечек. Когда я проглочу твою плоть, и твою мантию вместе с ней, я передам ее в дар тому, кто более достоин этого звания. Мне не стоило отдавать ее Мэб.

О, ого! Я и не подумал о такого рода мотивации. Мои кишки словно наполнились водой. Я пытался пошевелить руками и ногами, но обнаружил, что они онемели и функционируют лишь отчасти. Я стал пытаться заставить их меня перевернуть, чтобы я мог почувствовать под собой ступни.

– Кгм, нет? – услышал я свой ломающийся от паники голос. – А почему, если поточнее?

– Мэб, – сказала Мать-Зима тоном, полным отвращения, – всегда была слишком романтичной.

Что в принципе говорило все, что стоило знать о Матери-Зиме, здесь и сейчас.

– Она проводит слишком много времени со смертными, – продолжала Мать-Зима, ее увядшие губы отогнулись, приоткрывая железные зубы, а искры от лезвия тесака стали взлетать еще выше. – Смертные, в их мягком, контролируемом мире. Смертные не делают ничего, кроме как сражаются друг с другом, они забыли, почему им следует бояться клыков и когтей, холода и тьмы.

– И… это плохо?

– Какую ценность может иметь жизнь, если ее так легко сохранить? – Мать-Зима буквально выплюнула последнее слово. – Слабость Мэб очевидна. Взгляните-ка на ее Рыцаря.

Ее Рыцарь как раз пытался сесть, но его запястья и щиколотки были пристегнуты к полу чем-то холодным, твердым и невидимым. Я ощупал это, но не почувствовал никаких краев. Узы не были ни металлическими, ни ледяными. Не знаю, каким образом пришло подобное знание, но я был в этом абсолютно уверен. Лед не удержал бы меня. И во всем этом было что-то знакомое, что-то, что я уже чувствовал прежде… в Чичен-Ице.

Воля!

Мать-Зима удерживала меня на полу чистой и мощной волей. Вожаки Красной Коллегии были древними существами с подобной же силой, но она походила на бесформенное душащее одеяло, которое делало невозможным любые движения или действия – чисто ментальное усилие.

Это ощущалось несколько похоже, но оказалось более сконцентрированным, более законченным, так, словно мысль каким-то образом кристаллизовалась в нечто ощутимое. Мои запястья и лодыжки не могли двигаться потому, что Мать-Зима сказала, что именно так работает реальность. Будто магия, но магия берет семя, зерно воли и строит раму из других энергий вокруг этого семени. Требуется интенсивная практика и концентрация, чтобы сделать подобное, но в конечном итоге любая воля – лишь часть заклинания, сплавленная с другой энергией во что-то еще.

То, что удерживало меня на полу, было чистой, неразбавленной волей – такой волей, которая, как я думаю, предшествовала событиям, предваряемым фразой «Да будет свет». Это было гораздо больше, чем что-либо человеческое, оно пребывало за пределами обычной физической силы, и будь я даже Невероятным Халком, я уверен, что никоим образом не смог бы оторваться от земли, освободив себя.

– А-а-а-а… – сказала Мать-Зима во время последнего движения мясницкого ножа. – Я люблю чистые ровные края на мясе, человечек. Пора обедать.

И тихие хромающие шаги направились ко мне.