Джонатан Страуд - Кричащая лестница

По мнению экспертов, классический Второй Тип привидения, с классической, простой целью — желанием быть, как должно, похороненным. С подобным сталкиваются постоянно. За сотни лет ничего не изменилось.

Простите, но я в это не верю. Согласна, это хороший пример обычного явления неупокоенного Духа — такое встречается сплошь и рядом. Но примечательны два нюанса. Первый: ученый в истории совсем не опасается, что призрак может его коснуться, а ведь от этого человек отекает, синеет и мучительно умирает. Конечно, нельзя исключать, что он просто тупой (что не показатель везения). А может, Гости в древние времена не были такими опасными, как сейчас, и с нынешними призраками у них нет ничего общего.

Ну и второй момент — дом с привидением в истории Плиния. Неужели он в Афинах был один такой? В современном Лондоне их дюжины, и количество это постоянно растет, несмотря на все усилия агентов остановить их распространение. Значит, в те дни призраки были большой редкостью. Сейчас же настоящая эпидемия. Лично мне очевидно, что Проблема отличается от того, что было прежде. Нечто странное и новое стало происходить примерно пятьдесят или шестьдесят лет назад, и никто не имеет малейшего понятия, почему.

Если вы полистаете старые газеты, как любит делать Джордж, то вы найдете сведения о множестве призрачных огней, появляющихся повсюду в Кенте и Суссексе где-то в середине прошлого века. Началась паника, которая вылилась в беспорядки и демонстрации. Церкви и мечети процветали, так как люди спешили спасти свои души. Тогда Фиттес и Ротвелл открыли свои экстрасенсорные агентства, пользовавшихся бо́льшим спросом, чем множество прочих их конкурентов. В конце концов, правительство ввело комендантский час в ночное время суток, а так же установили в крупных городах специальные фонари, отпугивающие призраков.

Ничего из этого, разумеется, не решило Проблему. Лучшее, что было сделано — выиграно время. Люди научились жить в условиях новой реальности. Взрослые граждане зарылись головой в песок, уверенные, что их дома достаточно забиты железом, и сдавали часть его в агентства, чтобы сдерживать угрозу привидений. Агентства, в свою очередь, занимались поисками лучших оперативников. А поскольку высокий уровень экстрасенсорных способностей чаще всего встречался среди молодежи, то целые поколения детей вроде меня становились частью борьбы с призраками.

Я, Люси Джоан Карлайл, родилась, когда Проблеме было официально сорок лет. Она распространилась по всей стране, и в каждом, даже самом маленьком, городишке имелись свои фонари против призраков, а во всех деревнях свои тревожные колокола.

Мой отец работал носильщиком на железнодорожной станции маленького городка на севере Англии, где дома с каменными стенами и шиферными крышами стояли среди зеленых холмов. Отец был невысоким, краснолицым, жилистым мужчиной, он сильно сутулился, а по лохматости мог тягаться с обезьяной. От него всегда ужасно разило крепким пивом, и он жестко наказывал любого из своих детей, посмевших нарушить его покой и молчаливое равнодушие. Если он звал меня по имени, я никогда не откликалась. Мы все невероятно боялись отца. Когда мне было пять лет, он попал под поезд; все, что я испытывала тогда, это страх, что он мог вернуться за нами. Об этом случае сообщили в службу регулирования Внезапных Смертей. Приехавшие священники рассыпали железную стружку на том участке дороги, где он погиб, положили серебряные цепи на глаза трупа, повесели ему на шею железный амулет — сделали все, чтобы разорвать связь с его душой. Необходимые меры безопасности были соблюдены. Больше я никогда его не видела. Моя мать говорила, что если бы он мог стать привидением, то это не наша беда, ведь он тогда бы поселился в здешнем пабе.

Днем я ходила в школу — маленькое бетонное здание на окраине городка, рядом с рекой. После полудня играла на заливных лугах или в парке, но всегда одним ухом слушала, когда включат сирену, возвещавшую о комендантском часе, и возвращалась домой до того, как солнце полностью скроется. Обычно я помогала устанавливать дома защиту. Моей работой было расставлять лавандовые свечи на подоконниках и проверять развешенные амулеты. Старшие сестры зажигали огни и наливали свежую воду в канал под крыльцом. Все было готово к наступлению темноты.

Моя мать (в моей памяти большая, розовощекая и суетливая) была посудомойкой в двух местных крошечных отелях. Ее материнскую заботу вытесняла тяжелая работа и усталость, но у нее оставалось немного энергии на выводок своих дочерей, в списке которых я была седьмой. Днем ее, как правило, не было, а ночью она, утопая в дыме лаванды, тихо смотрела телевизор. Мама редко уделяла мне внимание, поручив опеку надо мной старшим сестрам. Меня всегда интересовало, как, будучи одной из них, я смогла, в конечном итоге, выбрать столь необычный путь.

Каждый знал, что в моей семье есть Талант. Моя мать с детства видела привидений. Две из моих сестер обладали достаточным Зрением, чтобы работать ночными наблюдателями в Ньюкасле, в тридцати милях от дома. Однако никто из них не стал настоящим агентом. С самого начала было очевидно, что я другая. У меня была необычайная чувствительность к причинам возникновения Проблемы.

Однажды я играла на заливных лугах со своей любимой сестрой Мэри, мне исполнилось, если не изменяет память, шесть, а она была почти одного со мной возраста. Мы потеряли ее мяч среди кустов и долго его искали. А нашли застрявшим глубоко в корнях, липким и грязным. Солнце почти село, поэтому нам скорее пришлось бежать домой. Когда мы были на берегу реки, над полями раздалась сирена.

Мэри и мне стало очень страшно. С младенчества нас пугали тем, что может случиться, если остаться на улице в темноте. Мэри стала плакать. Но я была отважной маленькой девочкой.

— Ничего страшного, — сказала я. — Еще слишком рано, а, значит, они слабые, как младенцы. Вряд ли они есть где-нибудь рядом.

— При чем тут это, — ответила сестра. — Мама. Она побьет меня.

— И меня тоже.

— Я старше, поэтому достанется только мне. Она меня ужасно побьет, Люси.

Честно говоря, в этом я сомневалась. Наша мать мыла посуду девять часов в день, преимущественно вручную, от этого руки ее стали напоминать двух розовых поросят. Один материнский шлепок означал, что задница будет болеть неделю.

Мы торопились в мрачной тишине. Вокруг толпились камыши, хлюпала грязь, серые сумерки стремительно сгущались. Впереди, у подножья холма замерцали городские огни, это было и предостережением, и маяком для нас. Мы воспряли духом, уже видны заросшие травой ступеньки, ведущие на дорогу.

— Мама зовет? — неожиданно спросила я.