Сергей Лукьяненко - Визиты: Осенние визиты. Спектр. Кредо

Кастрюльку Мартин закрыл тяжелой плотной крышкой и поставил на сильный огонь. Электрические плиты – для американцев. Они к синтетике привычные.

Ровно три минуты каша бурлила на сильном огне. Мартин бдительно поглядывал, чтобы крышка не подскакивала и не выпускала драгоценный пар. Но кастрюлька тоже была правильная и пар держала.

Через три минуты Мартин убавил огонь и поставил таймер на семь минут. Каша начала успокаиваться, вариться по-настоящему.

И последние две минуты Мартин позволил каше попыхтеть на слабом-слабом огне, уже не разогревающем, а лишь поддерживающем тепло.

Двенадцать минут – не так уж и тяжело, верно?

Выключив огонь, Мартин, разумеется, не стал снимать кашу с плиты и не открыл крышки. Он неспешно заварил чай – зеленый, очень полезный для людей курящих, недосыпающих и вообще ведущих бурный образ жизни. Да и гармонирует он с рисом куда лучше, чем густой черный настой, который принято пить в «цивилизованном» мире.

В деле заварки чая, в том числе и зеленого, хитростей вроде бы и нет. Берешь хорошую питьевую воду, берешь чайник правильной формы и размера, споласкиваешь его кипятком, засыпаешь чай из расчета одной чайной ложки на человека и одной – для чайника. Настаиваешь положенное время – очень важно не дать чаю перестояться, особенно зеленому! И пьешь.

Но чай капризен и куда сильнее, чем кофе, зависит от того, кто его готовит. В чайник, кроме обязательных ингредиентов, надо класть чуть-чуть души. Вот тогда он получается. А некоторые знакомые Мартина хоть и использовали тот же самый сорт чая, заливали его таким же кипятком, отмеряли время по часам – получить божественного напитка не могли! Увы, но это суровая правда жизни. В таких случаях стоит пить «Lipton» и не мечтать о большем…

Дав каше настояться ровно двенадцать минут, Мартин открыл крышку. С улыбкой, как на доброго старого знакомого, посмотрел на рассыпчатую, но одновременно плотную кашу. Отсек от пачки кусочек сливочного масла размером с солдатскую пайку – тридцать граммов. Бросил поверх риса. И аккуратно размешал кашу ложкой – следя за тем, чтобы именно размешивать, но ни в коем случае не растирать, не разминать.

Вот теперь можно было и приступать.

Счастливо улыбаясь – не всегда удавалось позавтракать спокойно и в свое удовольствие, – Мартин съел тарелку каши, сам у себя попросил добавки и сам себе ее позволил. Выпил кружку душистого жасминового чая, налил вторую. И повернулся к окну, чтобы насладиться чаем спокойно и самоценно, наблюдая за текущей во дворе жизнью.

На улице было смуро. Последние годы погода испортилась – в чем некоторые не преминули обвинить ключников. Стали теплее зимы, стало жарче лето, но вот июнь окончательно превратился в месяц дождливый и холодный.

Вот и сейчас дождик еще не накрапывал, но уже собирался. Немногочисленные хмурые ребятишки возились у качелей. Молодая мамаша прогуливалась с коляской, оценивающе поглядывая на малышей – будто заранее подбирала младенцу приятелей по играм. Выползли на белый свет старушки, тщательно пересчитали друг друга и заняли обсиженные скамейки у подъездов. Пожилой господин из соседнего подъезда открыл гараж-ракушку и придирчиво осмотрел свой антикварный «запорожец». Мартин мысленно присоединился к его осмотру – он любил людей увлеченных, пусть даже сам не разделял их интереса. Сосед долго и в общем-то ненужно прогревал двигатель реликвии, потом выехал из гаража, сделал круг по двору и загнал машину на место. Любовно протер стекла, закрыл ракушку, открыл соседнюю – и укатил на новеньком «фиате».

Мартин пил чай и наслаждался жизнью.

Через десять минут он собирался позвонить Эрнесто Полушкину и договориться о встрече.

Через десять минут Мартина ждал долгий и тяжелый разговор, который надолго испортит ему настроение. Он был к этому готов.

Но пока Мартин пил чай, с легкой сентиментальностью наблюдая за молодой мамашей – коляску уже окружили любопытные малыши, и женщина что-то им вдохновенно рассказывала.

До звонка было еще десять минут.

Каждый раз, приходя с подобными визитами, Мартин чувствовал себя виноватым. Его напрягали истерики и слезы, бессмысленные и несправедливые обвинения, но более всего – собственная беспомощность. Невозможно утешить человека, когда он узнает о потере родных и близких.

Поэтому Мартин пришел к Эрнесто Полушкину с каменным, но не печальным лицом, говорил очень сухо и четко, а новость о семикратном копировании Ирины изложил самой первой.

Бизнесмен выслушал его историю стоически – лишь глаз начал подергиваться, когда Мартин скупо описал первую смерть его дочери.

По ходу рассказа Мартин доставал туристические жетоны и выкладывал их на стол. Каждый жетон был снабжен бирочкой: «Библиотека», «Прерия», «Аранк»… Уже заканчивая рассказ, Мартин понял, что это был не совсем удачный ход – из его поведения Полушкин мог заключить, что в карманах Мартина прячутся все семь жетонов. Но бизнесмен не возмущался, не орал, не пытался прибить детектива, а слушал, слушал и слушал…

– Где остальные четыре… – наконец задал он вопрос, замялся, но все-таки закончил: – Ирины?

– Не знаю. – Мартин покачал головой. – Я не знаю, Эрнесто Семенович. Простите. И я не могу обшарить все планеты в галактике.

Полушкин молчал. Крутил в руках жетоны. Снова и снова проглядывал короткую записку от Ирины с Прерии-2, хмурился – будто что-то в письме его смущало. Потом спросил:

– Итак, вы отказываетесь от дальнейших поисков?

– Это дело вышло далеко за пределы первоначальных договоренностей, – осторожно сказал Мартин. – К тому же им заинтересовалась госбезопасность.

У Эрнесто Семеновича вновь дернулся глаз. Он неохотно проронил:

– Знаю.

Мартин подождал, но просьбы рассказать про госбезопасность не последовало. Очень сдержанный человек Эрнесто Полушкин.

– Вы утаили от меня часть информации, – осмелев, сказал Мартин. – Очень важную часть. В руки вашей дочери каким-то образом попал служебный документ госбеза, в котором перечислялись известные человечеству загадки галактики. Именно поэтому Ирина убежала из дома…

Полушкин посмотрел на Мартина – и детектив готов был поклясться, что заметил в его глазах презрение. Однако голос Полушкина остался ровным и вежливым:

– Я не имею к вам претензий, Мартин. И прошу прощения за то, что умолчал о досье. Я не был уверен, что Ирина его читала. А о таких документах лучше не говорить… лишний раз. Прошу прощения.

Мартин растерялся. Пожал плечами:

– Хорошо, я понимаю. Прошу прощения, что не смог… спасти девочек.

– Вы отказываетесь работать дальше? – еще раз спросил Полушкин.

Мартин кивнул.