Сергей Лукьяненко - Визиты: Осенние визиты. Спектр. Кредо

Номер был. Он набрал номер, забарабанил пальцами по корпусу аппарата. Взяли не сразу, но голос был явно незнакомым. Детский, мальчишеский голос, радостно выпаливший «алло»… словно ребенок был рад ускользнуть от какого-то неприятного разговора.

– Простите, можно пригласить Ярослава?

Подумав, Степан уточнил:

– Зарова.

Ему очень не хотелось разбудить случайно оказавшегося на другом конце провода тезку Зарова.

Но мальчик удивления не проявил. Пауза – и голос писателя:

– Алло?

– Ярослав, как добрался? – словно на автомате спросил Скицин.

– Степан?

– Да. Как ты вчера добрался?

– Нормально.

– А от Тимофея?

Тишина. Потом тихий смех:

– Да, глупо получилось…

– Ярик, я подъеду, надо поговорить…

– Нет! – Резко, однозначно.

– Что происходит? Кто у тебя там?

– Так… один знакомый мальчик.

– Ярослав, мы должны поговорить.

– Хорошо. – Заров внезапно изменил свое решение. – В одиннадцать. Встретимся на Театральной.

– В метро?

– Нет, на площади.

Во сне Илья вновь увидел Тьму.

Это был быстрый и привычный переход, когда темнота сменилась мраком. Взгляд – пронизывающий насквозь, холод – вскипающий изнутри.

Но теперь он не боялся.

Тьма теперь была в нем, она жила в душе, все оправдывающая и все позволяющая, часть от части Ильи, родная и близкая, прекрасная и могучая сила, как жаль, что доступная лишь немногим…

– Доволен? – спросила Тьма. Беззлобно, с иронией.

Илья осклабился. Был ли он доволен? Наверное, да. Все было так непривычно и так хорошо.

– То, что ты выжил, хорошо, – шепнула Тьма. – И союз с Посланницей Добра – это правильно.

Карамазов почувствовал растерянность.

Вот уж чего не ожидал, так это одобрения.

– И я ошибаюсь, – призналась Тьма. – Добро стало свободным, оно отринуло догмы…

– Что мне делать? – спросил Илья. – Слишком долго все тянется, город растревожен!

– Работай, – шепнула Тьма. – На их стороне большая сила. Но они раздроблены. Визирь и писатель решили встретиться, но они ненавидят друг друга. Используй эту встречу. Начинай работать… без страхов и сомнений. Как раньше. Побеждай.

– А дальше?

– Дальше – свобода… – Тьма засмеялась, стягиваясь в комок. Илья проводил ее взглядом, точнее, тем, что заменяет взгляд во сне.

Сила тугой пружиной сжалась в груди.

Карамазов открыл глаза.

Сквозь занавешенные окна робко сочился свет. Илья поморщился, отвернулся. Посмотрел на Марию, лежащую рядом.

Она была обнажена. Лежала, скинув одеяло, подтянув коленки к животу, зажав между ними руку…

Илью вновь охватило желание. Словно не было бессонной ночи. Он осторожно скинул одеяло, придирчиво посмотрел на себя. Может быть, и впрямь у него все нормально? И нет причин для страха… и он силен как мужчина…

Руки Карамазова сжались на бедрах Марии. Та открыла глаза, мгновенно выныривая из сна. Под ее взглядом Илья утратил недавнюю уверенность.

– Я…

– Иди ко мне. – Мария бесстыдно потянулась, засмеялась. – Иди, иди, иди…

В этот раз она словно спешила. Все произошло очень быстро, через минуту Илья уже лежал рядом, тяжело дыша, комкая в ладони ее руку.

– Сегодня важный день, – тихо сказала Мария. – Три мишени соберутся вместе, нельзя упустить этот шанс.

– Я знаю.

Мария молчала, поглаживая его по груди. Потом обронила:

– Вчера все прошло хорошо. Теперь я несу его.

– Кого? – не понял Илья.

– Того, кто даст миру Добро и Свободу. Нашего сына.

Карамазов дернулся, присел на кровати.

– Чушь!

Женщина улыбнулась.

– Так и должно было быть. Мы победим, но дальше нас настигло бы искушение. Убить друг друга. Он примирит нас. Он сольет воедино свободу Тьмы и мою Любовь. Даст людям новую правду.

– Я не о том! – Карамазов поискал взглядом одежду. Перегнулся, поднимая с пола рубашку, накинул на плечи. – Как ты можешь знать? Через день?

Его мгновенно настиг испуг, а вдруг и впрямь женщины чувствуют это сразу? И сейчас Мария, почувствовав его незнание, начнет хохотать. Он слишком мало с ними общался, ему никогда не приходилось задумываться о подобных вещах…

– Просто я уже люблю его. — Мария погладила себя по впалому крепкому животу. – Он будет лучше меня и лучше тебя. Он будет совершенством.

Карамазов пожевал губами, придумывая ответ. Так ничего и не смог сказать. Он никогда не представлял себя в роли отца – тем более такого сына. Дети не должны быть умнее и сильнее родителей!

– Где Анна? – спросил он, вставая. – С нами же была…

Мария наморщила лоб, словно вглядываясь внутрь себя.

– Не знаю. Она вышла из гостиницы. Кажется, просто гуляет по улицам.

– Дурочка, – резюмировал Илья. Будь Анна здесь, можно было бы еще немного поваляться в постели.

– Не смей ее ругать, – строго сказала Мария. – Она – моя сестра. Я знаю всю ее жизнь, я жила в ней!

– Ладно, извини. Но нечего ей шастать спозаранку. Москва, знаешь, слезам не верит.

– Это и твоя вина, Илья, – укоризненно заметила Мария. – Но за Анну беспокоиться нечего. С ней – моя любовь.

– Любовь, знаешь ли, вещь хрупкая! – Карамазов, уже собравшийся пойти в душ, остановился. – Полно всяких скотов. Могут и обидеть.

– Тех, кого я люблю, очень рискованно обижать. – В голосе Марии скользнул ледяной ветерок. – Я умею прощать и нести Свет. Но и лишать его я умею!

Заров стоял, крутя в руке телефонную трубку.

Черт.

Как глупо получилось!

Заигрался с «высокими технологиями». Забыл, что за каждой бирочкой-адресом сети стоят живые люди. Породил новую легенду… ну, не легенду – тему для шуток. А Скицин с Озеровым будут долго общаться, пытаясь выяснить, кто из них шутник, и наконец придут к единственному выводу.

О том, что писатель Ярослав Заров един в двух лицах.

– Это звонил тот друг, с которым вы вчера пили? – спросил Визитер.

– С ним пил Слава.

– А… – Визитер непроизвольно покосился на дверь ванной комнаты. – Хорошо они выпили. Он кто по профессии?

– Психолог.

Визитер лишь покачал головой. Заров невольно улыбнулся. Слава ушел, сбежал, растворился в безвременье, на мир опускалась Тьма. Зато Ярослав снова мог улыбаться. Он перешел грань между правдой и ложью, между деликатностью и цинизмом, между жалостью и беспощадностью.

С того пика, на который он поднялся, уже не было иной дороги, кроме как вниз. Но пока он стоял на ледяном ветру, и весь мир был у его ног. Крошечные люди, муравьиная суета на улицах далеких городов, тишина и блеклость близкого неба.

Он завоевал право улыбаться.

– Я прокололся, – пояснил Заров. – Вчера вечером я был сразу в двух местах. И даже ухитрился оставить тому документальные свидетельства.