Евгения Грановская - Отель на краю ночи

– Ты ведь не умерла? – дрогнувшим голосом спросил Влад. – Ева, ты ведь все еще жива?

Он отстранил от себя любимую и вгляделся в открытые голубые глаза. Ему вдруг показалось, что в самой глубине замерцал тусклый свет, словно кто-то чуть-чуть приоткрыл крышку колодца, и луч солнца воспламенил поверхность воды. Но в следующее мгновение свет потух, и глаза Евы вновь стали мертвыми, как у манекена.

Еще несколько секунд Влад вглядывался в мертвенно-бледное лицо, затем осторожно и медленно, словно обращался с чем-то хрупким, положил тело обратно на стол. В оцепеневшем лице, в немигающем взгляде, в чуть приоткрытых губах, обнаживших полоску белоснежных зубов, Владу почудилось вдруг что-то неприлично интимное, почти постыдное, словно Ева лежала на столе голой.

Подойдя к окну, Влад сорвал штору и тщательно укрыл ею свою подругу. Затем, машинально расправив складки, медленно отошел к стене и устало опустился на пол. Влад чувствовал себя потерянным и беспомощным, как ребенок, забытый родителями на вокзале в чужом городе.

«Что же теперь делать? – мучительно думал он, обхватив голову большими ладонями. – Что же теперь делать?»

И вдруг он понял – что. Вернее – вспомнил.

Кольцо!

Влад открыл глаза и уставился перед собой.

– Кольцо! – взволнованно проговорил он вслух.

Он принялся судорожно рыскать по карманам, пока не наткнулся на коробочку из красного бархата, лежавшую во внутреннем кармане пиджака. Крышка с легким щелчком открылась, и бриллиант засверкал, преломляя свет ламп.

Несколько секунд Влад смотрел на кольцо, затем перевел взгляд на стол. Ева по-прежнему была накрыта шторой, но ее правая рука свесилась со стола, и хрупкие бледные пальцы казались сделанными из белого стекла.

Влад поднялся с пола и, пошатываясь, двинулся к столу. Сердце его сжалось от любви и тоски. Дрожащими пальцами достал он из коробочки кольцо с бриллиантом и надел его на палец Еве.

– Навсегда… – беззвучно прошептали его губы. – Вместе…

За окном сверкнула ослепительная молния. Лампы дневного света на потолке замигали. Раздался негромкий хлопок, и все лампы, кроме одной, потухли. Комната погрузилась в полумрак, освещаемый тусклым, синеватым светом единственной уцелевшей лампы.

Влад взял холодную руку Евы и прижал ее к своим губам. Рука эта казалась сделанной из мрамора.

– Прости, что не сделал этого раньше, – пробормотал он.

Затем опустил руку на стол и прикрыл ее краем шторы. Пора было уходить. Влад выпрямился и хотел повернуться к двери, как вдруг услышал рычание.

У стены стоял здоровенный черный пес. Вместо того чтобы испугаться, Влад, совершенно неожиданно для себя, обрадовался его появлению. Рука сама легла на рукоять ножа, кровь забурлила. Владу хотелось убивать. Этот пес – откуда бы он ни взялся – был живым олицетворением беды. И Влад был полон решимости разделаться с тварью.

Пес стоял у стены, пригнув голову и глядя на Влада исподлобья. Шерсть у него на загривке поднялась дыбом.

– Ну, давай… – тихо проговорил Влад, глядя псу в глаза и доставая нож. – Давай, скотина… Нападай!

И пес напал. Влад взмахнул тесаком – он вложил в удар всю силу, всю ненависть и всю свою злобу. Лезвие полоснуло пса по шее. А в следующую секунду пес сбил Влада с ног, и они оба повалились на пол.

Падая, Влад выронил нож. На лицо ему полилась теплая собачья кровь, в нос ударил отвратительный запах псины. Влад приготовился к борьбе, но пес дернулся и обмяк.

– Падаль, – хрипло проговорил Влад и сбросил с себя тяжелое мохнатое тело.

Он оперся рукой об пол, чтобы встать, но ладонь скользнула по испачканному кровью полу, и Влад, потеряв равновесие, снова повалился на спину. В этот момент незнакомый мужской голос громко произнес:

– Ты убил мою собаку!

Влад вздрогнул, поднял взгляд и увидел высокого молодого мужчину, одетого в длинный прорезиненный рыбацкий плащ. В руке у незнакомца был его нож-тесак.

Влад посмотрел на тесак, перевел взгляд на лицо незнакомца, бледное, искаженное судорогой, качнул головой и хрипло пробормотал:

– Нет…

– Эта могила будет твоей, – сказал незнакомец бесстрастно.

Тесак со свистом рассек воздух, и свет навсегда померк у Влада в глазах.

Красивее всего море выглядит ночью. Волны серебрятся и переливаются в свете луны, шумят, накатывают на берег, вылизывают его своим белым пенистым языком. Ночью можно выйти из маяка, не опасаясь, что тебя кто-то увидит.

Жизнь одиночки совсем не сложна. Жить с людьми намного сложнее. Лавр жил один и ничуть этим не смущался.

Еда его не волновала. Припасов много. Отец регулярно и щедро снабжал Лавра мясными консервами, макаронами и крупами. Предполагалось, что Лавр (что за идиотское имя?) все это будет готовить. Жарить, варить, парить. Но Лавр не видел смысла в том, чтобы возиться с кастрюлями и сковородками. Гораздо проще вскрыть ножом банку тушенки и есть холодное, жирное мясо руками. Половину – себе, половину – псу. Все поровну, все честно.

Потом можно запустить руку в пакет с крупой, взять горсть и отправить ее в рот. Крупа хрустела на зубах, и Лавру нравился этот хруст.

Отец, конечно, был глуп. Он не хотел ничего понимать. Он был так же глуп, как и тот бедолага, которого Лавр зарыл в землю.

А ведь все очень просто. Если ты не хочешь, чтобы тебя убили, уезжай. Оставь это место в покое. Кладбище должно принадлежать мертвым. А если не уважаешь их память, то заслуживаешь смерти.

Нет, конечно же, Мария никогда ему этого не говорила. Но о таких вещах обычно не болтают. Это нужно понять самому. Понять и осознать. Он сумел не сразу.

Лунная ночь будоражила Лавра, заставляла сердце сжиматься от тоски и биться быстрее. В такую ночь он увидел ее впервые. Местные говорили, что она появляется на берегу только перед бурей. Но тот вечер был тих, и бурю ничто не предвещало.

Она просто стояла на берегу со светильником в руке и вглядывалась в море.

Поначалу Лавр не поверил своим глазам. Она выглядела совсем как живая. Конечно, он знал, что она – призрак. Но его это не испугало. Бояться нужно живых. Это они заперли его на пять лет в вонючую камеру. Они лишили его ветра и моря. И не его вина, что ему пришлось убить – ради того, чтобы снова оказаться на свободе.

Первую ночь он смотрел на нее издалека. Рядом тихо поскуливал Рекс, большой черный пес, которого он подобрал в порту. Вряд ли пес ее видел. Но, конечно же, чуял.

В ту ночь она даже не взглянула на него. Да ему это было и не нужно. В следующую ночь она повернула голову и посмотрела в сторону маяка. Тогда он вышел из своего укрытия и осторожно двинулся к ней.

По мере того как Лавр приближался, она делалась все более зыбкой и нереальной. А когда между ними оставалось всего несколько шагов, исчезла.