Ирина Баранова - Свидетель

— Саша, Саша, очнись! — Кристи треплет его плечу. — Господи, как ты меня напугал!

— Что такое? Ты же знаешь — все нормально, сам отойду!

— Да ты в отключке минут пять был… Я испугалась.

Глаза у нее мокрые, плакала.

— Ничего… Затылок только болит.

— Да ты заваливаться стал, я не успела тебя подхватить. Вот… И ударился, — Кристи хлюпнула носом.

Алекс подумал, что сейчас она похожа на нашкодившую отличницу: натворила дел и испугалась, что ругать будут.

— А потом еще так долго. Обычно же несколько секунд. Такое впечатление, что ты там «Рабыню Изауру» от начала и до конца смотрел.

Ах, ты, хитруля! Нет бы прямо спросить: а что ты там увидел?

— Где ты нашла кулон?

— У Лоры. В комнате. А что?

— Его у Мазая взяли. С шеи сорвали.

— Кто? Убийца?

— А кто же еще?!

— А к Лоре он попал как? Блин… Дурацкий вопрос! Что же получается, что Лору и Мазая убил один человек?

— Хорошо соображаешь, быстро. А еще варианты?

— Ну… Лора убила Мазая…

— …и потом убилась сама!

На сей раз засмеялись они оба.

— Циники! Все менты и медики — циники. Но ты-то вот чего хохочешь?

— Да не знаю. Наверное, от тебя заразился.

— Ладно, проехали. В любом случае, как вариант: тот, кто сорвал кулон с Мазая, побывал в комнате Лоры, то есть знает ее и вхож в дом. И, предположительно, он и убийца. И… Господи, да ты прав, тут куча вариантов!

— Нет, Крис. На самом деле, вариант тут один: кто кулон с Мазая снял, тот убил Лору.

— А кто снял?

— А ты подумай?

— Тот, кто убил. И тот, кто был в сторожке после убийства. То есть… Векс? Саш, не катит. С Лорой не катит.

Все-таки Кристи — умница. Этой готового ответа не надо, сама обо всем догадается. Тот, кто убил Лору, однозначно знал ее хорошо. И кулон этот подарить хотел не просто так. Только вот девчонке он оказался не нужен…

— Саш, а вот скажи, что ты увидел тогда, как их убивали? Лору и Мазая?

Ох, какой вопрос-то интересный… А ведь не видел он, КАК их убивали. Вот Векса около трупов видел, а как он (ну, или не он) убил их — нет. Как же он сразу-то об этом не подумал! И что теперь? Интересно девки пляшут…

— Крис, я только Векса видел. И все.

— Но…

— Крис, только Векса у трупов. Над Лорой он наклонился. А Мазая за ноги вроде как тащил. Ты завтра как?

— Не было там следов волочения… К муринцам собралась. А что?

— Да ничего. Просто.

«Вот и замечательно, езжай к муринцам, а я постараюсь узнать, что же это такое со мной творится. Как же я так прокололся-то? Второй раз за год прокололся».

— Саш, я тебя попросить хочу, можно?

— О чем речь, конечно! Что такое?

— Ты бы у себя чуню и кулон не подержал, пока я в Мурино буду. Не хочу тут оставлять. И с собой тащить — тоже. Я их заверну, чтоб не касался.

— Угу, давай. Во сколько едешь?

— Да не знаю, Рата весь день не было, а разрешение…

В этот момент зазвонил коммуникатор…

— Ну вот. Рат, наконец-то, нашелся. Вызывает. Так и не удастся выспаться…

10–11 ноября. Утро. Станция Гражданский проспект. Рат

Запах дезинфекции и еле уловимый пока еще запах разлагающейся плоти. Темно и холодно.

Щелкнул выключатель. Рат от неожиданности зажмурился — свет резанул по глазам. Открыл их не сразу, уже боясь не боли, а того, что предстояло увидеть: деревянный помост посередине, два тела, укрытые с головой…

— Рат, на куртку, — Мамба протянул ему видавший виды армейский бушлат, — простынешь.

— Обойдусь, — Феликс не ощущал холода. Казалось, выйди он сейчас голым на мороз — все равно бы ничего не почувствовал.

Мамба пожал плечами: хозяин — барин.

— Если что, я у себя, крикнешь.

Скрипнула, закрываясь, дверь. Рат остался один. Немного поколебался, прежде чем откинуть ткань с лица дочери: страх, охвативший его в первые мгновения, так никуда и не исчез. Нет, он не боялся покойников, за свою жизнь, слава богу, навидался разных. И близких хоронить тоже приходилось: сначала отца, потом, тут уже, Марину… Но это были совсем другие смерти. Он принял их, смирился, понимая, что такова судьба. А Лора… Ее смерть он не примет никогда, не смирится и не простит себя. Наверное, от того, что он спал, когда ее убивали. Совсем рядом, в каких-то пяти шагах!

Рат собрался с духом, отдернул покрывало… Ему вдруг показалось, что девушка просто спит, настолько умиротворенно и спокойно было ее лицо. Но наваждение рассеялось так же быстро, как и возникло: просто в тусклом свете единственной лампочки не сразу разглядишь характерную снежность лица…

Какая же она все-таки красивая. Даже мертвая, даже с синими губами. Рат с нежностью погладил холодную руку, поправил сбившуюся прядь. И не выдержал — рухнул на колени, уткнувшись лицом в грязную ткань. Сдерживать слезы не имело смысла…

Лора, Лора, сможешь ли ты простить меня? За то, что не уберег, недосмотрел? Лора…

Может, и вправду бог наказал меня за грехи? Пусть я грешен! Я очень грешен, Господи! Но разве другие меньше грешили?

Сколько их там у бога? Десять? Не убий. Не укради. Не прелюбодействуй… Что еще? Что-то про лжесвидетельство. И все, больше я не помню. Да и незачем: и этих хватит. И прелюбодействовал, и лжесвидетельствовал, и убивал. Хоть и не своими руками, но все равно чужой крови на мне в избытке. Только разве не для блага других делал я это? Или у меня был другой выход? Не было, не было у меня другого выхода, и ты, Господи, знаешь это не хуже! И каяться мне тут не за что: убиенные были еще большими грешниками. Все. Или почти все. Скажешь, не о людях думал, о себе беспокоился? Власти возжелал? И возжелал! И все сделал, чтоб получить ее. И не раскаиваюсь. Потому что о них заботился: сначала — о Мариночке, потом Лорка родилась. Все для них, все для любимых. Чтоб им было хорошо, чтоб не нуждались, чтоб было у них будущее. У них и у внуков моих. И кому от этого стало хуже, а? Никому. За что же ты так наказал меня, Господи, за что?..

Рат не заметил, как забылся тревожным сном.

Проснулся он от холода. С трудом поднялся — ноги затекли, а спину нещадно ломило. Но зато голова была ясная. Рат неожиданно для себя отметил, что к нему, кажется, возвращается возможность трезво рассуждать. Может, слезы действительно лечат?

Лора, его девочка, его счастье… Придет время, и он с удовольствием ляжет в могилу рядом с ней. С радостью. Но не сейчас. Рат прижался губами к холодному лбу. Воспоминания опять нахлынули на него: так же он целовал ее маленькую… Но он сдержал слезы — нет, все, хватит. Он — Рат. И он не имеет права быть слабым.