Наталья Александрова - Маска Нерона

– Ты молодец, Афтазий! – обрадовался Нерон. – Что бы я без тебя делал? Таким образом мы убьем сразу двух зайцев – найдем виновных в поджоге Рима и очистим город от членов этой зловредной секты! – Император повернулся к префекту преторианцев и проговорил: – Ты слышал, Метелл? Афтазий установил, что этот ужасный пожар устроили христиане! Ты отвечаешь за то, чтобы незамедлительно выявить их – всех до одного – и предать суду! Думаю, дело пойдет быстрее, если ты объявишь, что имущество христиан отойдет тем из соседей, кто донесет на них. – Нерон секунду подумал и добавил: – Пожалуй, мы отдадим доносчикам только половину имущества христиан, с них и этого хватит. Вторая половина отойдет в казну императора. Ведь мне предстоят очень большие расходы! Я хочу восстановить город после пожара. Да, вот еще что – если возмущенные граждане сами начнут ловить христиан на улицах и вершить над ними справедливый самосуд или если они примутся громить дома и лавки христиан, ты и твои люди отнесутся к этому… снисходительно. Ведь снисходительность и милосердие к подданным – главное достоинство истинно великого правителя!

– Слушаю и повинуюсь, повелитель! – отчеканил префект преторианцев и удалился, печатая шаг, чтобы передать приказ императора своим подчиненным.

Нерон проводил его взглядом, вновь вскинул лиру, коснулся ее струн и предался стихосложению:

Прочитав последние строки поэмы, Нерон окинул взором пылавший Рим и повернулся к Афтазию.

– Вот о чем я подумал, – проговорил он с воодушевлением. – Казни христиан можно превратить в замечательное зрелище, какого еще не видел Рим! Скажем, устроить бои между христианами и обычными гладиаторами… Христиан нарядить в яркие восточные костюмы… Это же очень зрелищно!

– Ты, как всегда, неподражаем, повелитель! – поддержал императора Афтазий. – А вот что еще пришло мне в голову… Можно вывести христиан на арены, нарядить их в звериные шкуры и натравить на них диких зверей. Это понравится римлянам. Кроме того, таким образом мы покажем дикую, варварскую природу этой секты.

– Прекрасная идея! – одобрил его Нерон. – Ты очень изобретателен, Афтазий! Что бы я без тебя делал!

– Думаю, вы нашли бы другого способного вольноотпущенника, – скромно ответил хитрый грек.

– Прокатываем первую сцену Елены с Агишиным! – распорядился Медеников.

Александра, в платье с кринолином и в гриме, вышла на сцену и радостно воззрилась на своего партнера Славу Рогозина, игравшего Агишина:

– Боже! Вы здесь, а я и не знаю, маменька и не скажет!

– Да я давно уж!.. – ответил Слава, потянувшись вытянутыми в трубочку губами к ее руке – для поцелуя.

– Давно ли вы из Петербурга?

– Вчера утром.

– Как же вы смели так долго не являться?!

Сцена шла как по накатанным рельсам, Александра играла легко и уверенно, реплика следовала за репликой, Рогозин как партнер был хорош – не вылезал вперед, не проглатывал реплики, не скатывался к скороговорке, не мельтешил, не переигрывал, не тянул одеяло на себя.

Дело шло к кульминации. Разговор перешел на личность жениха Елены, Андрея Белугина.

– Я его никак не разберу, – молвила Александра. – Глуп он или юн еще очень?

– Пороху он, конечно, не выдумает, – задумчиво ответил Слава, точнее, Агишин, в которого Рогозин перевоплотился совершенно. – Нет, не выдумает, а поразовьется, так будет человек как следует, для домашнего обихода, разумеется! Вообще, этот Андрюша – драгоценность. Он очень удобен.

– Для кого? – Александра постаралась передать в тоне этого коротенького вопроса всю наивность и неискушенность своей героини, непонимание того, о чем говорит ей собеседник.

– Для жены, для женщины, которая сумеет понять, как дорога, при полном довольстве, полная свобода и независимость! Благоразумная девушка едва ли оттолкнет его!

– Знаете ли, – Александра презрительно фыркнула, – ведь он, голубчик, влюблен в меня без ума, без памяти!

– Стоп! Стоп! – закричал режиссер и взлетел на сцену. – Никуда не годится! Елена – молодая, наивная, невинная девушка, постепенно поддающаяся на уговоры Агишина, а ты играешь прожженную опытную особу! Не верю!

– Опять! Тоже мне, Станиславский нашелся! – пробормотала Александра.

Она сказала это едва слышно, но, как назло, в это мгновение в зале наступила полная тишина, и режиссер расслышал ее реплику. Он побагровел, затопал ногами и рявкнул:

– Вон! Ты в этой пьесе не играешь! Подушкина! Где Подушкина?! Найдите Подушкину!

– Я здесь, Сергей Константинович! – Элина выплыла на сцену. Она была в гриме и в платье, подходящем для героини.

Ага, так наша тихоня уже была наготове, она все предусмотрела! Но шустра… Александра смотрела, как Подушкина мелкими шажками приближается к главному, как преувеличенно робко заглядывает ему в глаза, – и не ощущала ни злости, ни ярости. С удивлением она поняла, что ей вовсе не хочется вцепиться Подушкиной в волосы или расквасить ей физиономию. В общем, эту позицию она сдала, можно сказать, без боя.

– Роль помнишь? – спросил режиссер Подушкину, постепенно успокаиваясь.

– Конечно, Сергей Константинович! Я ведь заменяла Александру Александровну, пока ее не было…

У Александры внезапно заныли все зубы. Она смотрела на соперницу новыми глазами. Ах, Элина! Да ты та еще стерва! Нарочно назвала ее по имени-отчеству, якобы демонстрируя свое уважение, а на самом деле – чтобы подчеркнуть разницу в возрасте! Да подумаешь, разница – Элина всего года на два ее моложе!

«На четыре, – раздался в ее душе ехидный голос, – ей – двадцать шесть, а тебе через месяц будет тридцать».

– Соколовская, уйди со сцены! – крикнул Медеников. – Не мешай работать!

И все – даже Славка Рогозин – поглядели на Сашу не с сочувствием, а с нескрываемым злорадством. Господи, ну и змеюшник!

Александра сжала зубы, чтобы не показать, как ее задело хамство главного, и ушла со сцены, стараясь высоко держать голову. Едва скрывшись за кулисами, она в остервенении стащила платье героини и швырнула его на пол. Ей хотелось растоптать его ногами, но тут из-за поворота показались старуха Невеселова – под ручку с вернувшейся из отпуска злодейкой Колонковой. Александра юркнула за ведущую к колосникам лестницу, чтобы не попасться на глаза этим записным театральным сплетницам в «разобранном» состоянии.

Как оказалось, сделала она это очень вовремя. Закадычные подруги беседовали именно о ней, о Саше.