Наталья Александрова - Маска Нерона

Зрители зааплодировали, предвкушая увлекательное зрелище. Глашатай поспешно покинул арену: служители цирка уже начали открывать обитые железом ворота в восточном конце арены.

Христиане сбились в кучку и в ужасе смотрели на створки ворот.

Наконец ворота распахнулись, и на арену выбежали звери.

Вперед тяжелой поступью вышел огромный лев с косматой черной гривой, за ним следовали два леопарда, гирканский тигр и черная пантера с желтыми глазами, горевшими голодным блеском. Зверей несколько дней не кормили, чтобы они стали еще более свирепыми и кровожадными.

Один из леопардов поравнялся со львом. Царь зверей угрожающе зарычал на него, замахнулся тяжелой лапой. Леопард отступил, прижимая уши к голове, стелясь брюхом к самой земле, как огромная кошка. Лев двинулся к перепуганным христианам, с интересом оглядел их и приоткрыл огромную пасть.

Христиане переглянулись, взялись за руки и забормотали слова молитвы.

Звери медленно надвигались на них, рыча и скалясь. Лев, как и подобает царю зверей, шел впереди. Наконец он остановился в двух шагах от людей и издал грозный рев.

Вдруг из толпы христиан вышел тощий старик в нелепом позолоченном колпаке, с безумно горящими глазами. Встав перед кучкой единоверцев, он запрокинул голову, вздернув к небу бороду, и воскликнул высоким, срывающимся голосом:

– Именем Бога Живого заклинаю тебя, лютый зверь, – отступись, не покушайся на жизнь людей божьих! Именем Творца, создавшего тебя, как и все живое, заклинаю тебя!

Лев удивленно уставился на смельчака, захлопнул огромную пасть и попятился.

По трибунам цирка пробежал удивленный, недовольный ропот.

Старик-христианин сбросил нелепый колпак. Он стоял прямо перед львом и выглядел теперь не менее грозно и внушительно, нежели этот огромный хищник. Глаза его пылали, лицо покрыла смертельная бледность. Прочие христиане сомкнулись за спиной предводителя, голоса их возвысились и слились, единым дыханием повторяя слова молитвы.

Внезапно лев опустил голову, словно склонившись перед старым христианином, опустился на песок и вытянул перед собой тяжелые лапы. Его желтые глаза прикрыли тяжелые веки. По обеим сторонам ото льва улеглись на песок леопарды, тигр беспокойно зарычал и отступил к воротам.

Предводитель христиан гордо оглядел затихшие трибуны и громко, уверенно проговорил:

– Как эти дикие звери склонились перед лицом истинной веры, так скоро склонится перед нею весь мир! Как этот лев смирил передо мной свой свирепый нрав, так и владыки мира сего смирят перед истинной верой свою гордыню!

По трибунам вновь пробежал недовольный ропот, как ветер пробегает по траве.

Император, возлежавший в своей ложе в окружении друзей и приближенных, приподнялся на локте и повернулся к префекту преторианской гвардии:

– Сделай же что-нибудь, Семпроний! Мне не нравится то, что происходит на арене!

– Слушаюсь, повелитель! – префект удалился через потайную дверь, выходившую в коридор, опоясывавший цирк изнутри.

Через несколько минут восточные ворота открылись вторично, и на арену вышли два десятка закованных в латы воинов преторианской гвардии. Вооруженные бичами преторианцы с опаской приблизились к зверям. Бичи защелкали, пугая зверей и принуждая их броситься вперед, на группу христиан. Однако вместо этого лев с рычанием повернулся и с угрожающим видом напал на преторианцев. Воины замешкались, и огромный зверь ударом лапы сломал шею одному из них. Соратники погибшего обрушили на льва удары мечей и копий, и через мгновение израненный зверь забился в конвульсиях на арене рядом с трупом преторианца.

Прочие звери, рыча и огрызаясь, заметались по арене, при этом они не причиняли никакого вреда христианам.

Преторианцы опомнились, выстроились в боевой порядок, вытеснили обезумевших зверей с арены и быстро удалились следом за хищниками через восточные ворота, оставив на арене христиан.

Те громко, радостно молились, окружив своего предводителя и воздевая руки к небу.

– Это дурное предзнаменование! – Горшечник Аристобул повернулся к водоносу. – Звери отказываются пожирать этих христиан. Может быть, они ни в чем не виноваты?

– Перестань болтать, сосед! – оборвал его водонос. – Такие речи не доведут тебя до добра!

Тем временем префект гвардии что-то негромко приказал ланисте, ответственному за представление. Тот, в свою очередь, отдал распоряжения своим подручным, и на освободившуюся арену выбежали гладиаторы – бестиарии, оснащенные дротиками и кинжалами, мурмиллоны с короткими мечами, в шлемах с изображениями рыб, ретиарии с сетями и трезубцами, скиссоры, вооруженные страшными мечами с одной рукоятью и двумя лезвиями наподобие огромных ножниц. Гладиаторы с дикими криками набросились на толпу христиан, как голодные волки набрасываются на овечье стадо, и через несколько минут все было кончено – на песке остались только окровавленные трупы в ярких изодранных одеяниях и нелепых головных уборах.

Император из своей ложи наблюдал за происходящим. На его лице читалось явное недовольство.

– Скверные игры! – проговорил он, ни к кому специально не обращаясь. – Подлец ланиста не нашел по-настоящему свирепых зверей! Или он нарочно покормил их перед тем, как выпустить на арену? Надо его самого скормить хищникам, чтобы впредь другим было неповадно лишать меня удовольствия!

– Позволь сказать, повелитель! – обратился к нему один из придворных, знатный сириец. Много лет тому назад он попал в Рим в качестве заложника и остался при дворе. Император ценил его за остроумие и умение много пить, не пьянея.

– Говори! – недовольным тоном произнес Нерон.

– Я считаю, что ланиста ни в чем не виноват.

– Вот как? – Лицо Нерона еще больше омрачилось. – Кто же, по-твоему, виноват? Уж не я ли?!

Приближенные императора насторожились, опасливо переглядываясь и невольно отодвинувшись от смелого сирийца. Тот, однако, ничуть не смутился.

– Никто, повелитель! Звери не стали пожирать христиан, потому что вера этих сектантов – поистине зверская вера, и хищники не захотели истребить своих единоверцев. Люди же охотно и с радостью перебили этих изуверов!

Лицо Нерона разгладилось. Император мгновение подумал над словами сирийца и… расхохотался.

Услышав смех повелителя, засмеялись и все его придворные, находившиеся в императорской ложе.

Наконец Нерон успокоился и проговорил довольным тоном:

– А ты умен, мой друг! Надо же – звери не стали есть своих единоверцев! Надо распространить твои слова по всему городу! Это заткнет рты моим недоброжелателям!