Дэниел Полански - По лезвию бритвы

Бледнокожий мальчонка уставился на меня глубоко посаженными темно-карими глазами. Как и большинство уличной детворы, он был полукровкой, черты трех коренных народностей Ригуна смешались в нем с чертами безвестного числа прочих иноземных рас. Даже по меркам беспризорников мальчишка был неимоверно тощим, лохмотья едва скрывали выступы его костлявых плеч и локтей.

— Знаешь меня?

— Ты Смотритель.

— Знаешь, где трактир «Пьяный граф»?

Мальчуган ответил кивком, его глаза стали шире, но по-прежнему светились ясным, бесхитростным взором. Я протянул ему свою сумку.

— Отнеси это туда и передай циклопу за стойкой. Скажи ему, что он должен тебе серебреник.

Мальчишка потянулся за сумкой, и я схватил его пальцами за тонкую шею.

— Я знаю всех шлюх, карманников, нарков и каждую улицу Низкого города. И я запомнил твое лицо. Если по возвращении я не найду там свою сумку, то разыщу тебя. Уяснил? — Я ослабил хватку.

Мальчик не испугался.

— Я человек слова, — ответил он.

Его голос поразил меня своей холодной уверенностью. Я выбрал того, кого надо.

— Тогда вперед. — Я передал ему сумку, и мальчишка в мгновение ока исчез за углом.

Я вернулся назад в переулок и выкурил сигарету, дожидаясь блюстителей порядка. Они объявились позже, чем я предполагал, учитывая серьезность ситуации. Как же все-таки неприятно убеждаться в очередной раз, что стражи закона не заслуживают даже того невысокого мнения, которое у тебя сложилось о них. Я успел выкурить две сигареты, прежде чем появился первый мальчишка, притащив за собой двух гвардейцев.

Об этой парочке я имел смутное представление. Один из них был новичком, прослужив в силах правопорядка всего полгода, хотя второго я много лет прикармливал взятками. Теперь оставалось только проверить, чего стоили мои старания, если дело начнет принимать крутой оборот.

— Привет, Венделл. — Я протянул ему руку. — Рад нашей встрече, даже несмотря на такие скверные обстоятельства.

Венделл энергично потряс мне руку.

— Я тоже, — ответил он. — Я всю дорогу надеялся, что мальчишка водит меня за нос.

Мне ни о чем не пришлось говорить. Венделл опустился на колени у тела, полы камзола упали на грязную землю. Молодой напарник за его спиной заметно побледнел, явно намереваясь изрыгнуть рвоту. Взглянув на него через плечо, Венделл с укоризной прикрикнул:

— Эй, возьми себя в руки. Ты же гвардеец. Прояви-ка немного мужества. — Он снова повернулся к мертвому телу, будто не зная, что предпринять. — Похоже, надо посылать за агентом, — произнес он, как бы спрашивая меня.

— Думаю, ты прав, — согласился я.

— Беги назад в управу, — велел Венделл напарнику. — Скажи, чтобы послали за обморознем. Лучше даже за двумя.

Гвардейцы следят за соблюдением городских обычаев и законности, когда им не платят, чтобы смотрели в другую сторону, но расследование тяжких преступлений не совсем по их части. Если убийца не стоит над своей жертвой с окровавленным ножом в руке, пользы от гвардейцев бывает мало. В случае когда преступление совершено против лица с положением, дело передается агенту Короны, официально назначенному отправлять королевское правосудие. Обморозни, морозильники или серые дьяволы — зовите их как угодно, только обязательно склоняйте пониже голову, когда они проходят мимо, и немедленно отвечайте на их вопросы, ибо обморозни не бестолковые стражники, и во всех силах правопорядка опаснее неграмотного агента может быть только сведущий агент. Мертвое тело, обнаруженное в Низком городе, редко удостаивается внимания с их стороны — а число убийств у нас поистине баснословно, — однако в данном случае дело касалось не утопшего в луже пьяницы и не зарезанного ножом нарка. Ради такого случая пришлют агента.

Прошло еще несколько минут, и на место преступления прибыл отряд гвардейцев. Некоторые из них начали обходить соседние улицы. Остальные обступили с важным видом мертвое тельце. Вряд ли можно было назвать их действия эффективными, но мне не хватало духу сказать им об этом.

Наконец, то ли устав от ожидания, то ли желая произвести впечатление на вновь прибывших, Венделл решился попробовать свои силы в следственном деле.

— Наверно, еретик какой-нибудь, — изрек он, почесывая двойной подбородок. — Шел через порт в Кирен-город, увидал девчушку, ну и… — Он резко рассек воздух рукой.

— Да, я слышал, такое случается сплошь и рядом, — согласился с ним его коллега с глуповатым лицом, источающим яд, и тяжелым дыханием. — Или островитянин. Сам знаешь, какие они.

Венделл глубокомысленно кивнул. Он, разумеется, об этом знал.

Я слышал, что в некоторых новейших лечебницах для душевнобольных врачи сажали умалишенных и дураков от рождения за тупую работу, поручая пришивать на ткань горы пуговиц, поскольку однообразный труд действует как бальзам на их поврежденный разум. И порой мне кажется, что и гвардия задумана как продолжение такой практики, но в гораздо большем масштабе, как продуманная социальная программа, смысл которой в том, чтобы создать у служащих низкого ранга иллюзию важности.

И все же, ради блага самих пациентов, разрушать ее было бы несправедливо. Будто пораженные внезапной догадкой, Венделл и его подручный впали в молчание.

Канун осени прогнал остатки дневного света за горизонт. Гул честного торга, насколько подобная вещь существует в Низком городе, сменился гнетущей тишиной. В доходных домах по соседству разводили огонь, и дым горящих поленьев почти заслонил уродство мертвого тела. Я скрутил новую сигарету.

Вы можете почувствовать их прибытие прежде, чем увидите их: плотные людские массы Низкого города разбегаются с их пути, словно обломки и мусор, смытые наводнением. Пара мгновений — и вы уже можете различить их в толпе. Обморозни гордятся единообразием своей амуниции, и каждый из них — универсальный солдат малого воинства, что контролирует город и большую часть государства. Бледно-серый плащ с воротником, поднятым к серой широкополой шляпе. Короткий, с серебряной рукоятью меч на ремне — одновременно чудо искусства и совершенное орудие смерти. Темный полупрозрачный камушек в оправе из серебра на шейной цепочке — Око Короны, символ их законных полномочий. Каждый дюйм — воплощение порядка, сжатый кулак в бархатной перчатке.

И хотя я никогда не говорил об этом вслух, хотя даже самая мысль об этом была мне противна, признаюсь: мне страшно хотелось еще раз надеть эту чертову форму.

Криспин узнал меня, хотя нас разделял почти квартал. Заметив меня, он тотчас нахмурился, но шагу не сбавил. Пять лет не оставили на нем почти никаких отпечатков. Тот же благородный взгляд буравил меня из-под полы серой шляпы, все та же прямая осанка — свидетельство юности, проведенной в танцевальных классах и на уроках этикета. Темные волосы утратили былое великолепие, но орлиный, изогнутый нос по-прежнему возвещал о долгой родословной своего хозяина каждому, кто осмеливался смотреть на него. Я знал, что Криспин клянет судьбу за то, что на месте преступления оказался именно я, как и я сожалел о том, что вызвали именно его.