Руслан Галеев - Радио Хоспис

Банда так и называлась – «Бесы»…

На мгновение утро стало чуть менее жизнерадостным. Стас вспомнил, с каким упоением и восторгом описывал ту погоню в письме отцу. И как получил вскоре ответ, в котором Анатоль Бекчетов в свойственной ему сдержанной манере писал, что уважать врага и восхищаться им – привилегия благородных людей, получивших достойное воспитание. Особенно если при этом они не забывают, что враг остается врагом, несмотря на все восхищение им и уважение к нему.

Всего полтора года назад с Периферии еще приходили письма. Полтора года назад с Периферии было кому писать. Сегодня обжитая территория ушла вглубь на несколько километров. Вглубь от Стены. А по Периферии передвигались только патрульные машины да шарили прожектора со Стены.

Весь вчерашний вечер и сегодняшнее утро Стас не вспоминал об отце. Но он понимал, что Скальпель был прав: это не пройдет. Рано или поздно что-то напомнит. Надо учиться жить с этим, учиться принимать мгновения, когда в памяти всплывают вот такие эпизоды.

Стас запер «студ» и быстрым шагом покинул стоянку. До прибытия парохода оставалось полчаса. Можно успеть пропустить стакан кофе в местном буфете.

«Черкес» был огромен. Он возвышался белой стеной над причалом, и по трем сходням (для трех категорий пассажиров соответственно) шли и шли люди. Потоку этому, казалось, не будет конца. Гигантское пароходное колесо было на треть утоплено в воду, а по виднеющимся лопастям винтов сбегали целые ручьи. Но бо€льшая часть гребного колеса скрывалась за полукруглым кожухом из металла, на котором причудливым шрифтом было выведено название корабля и компании-владельца. Белые колонны труб с красными кольцами равнодушно смотрели в небо, а многочисленные палубы были обвиты ажурными поручнями. «Черкес» был красив и грозен одновременно. Одна мысль о цене на билет пугала Стаса до зубной боли.

Откуда-то, то ли с верхней палубы «Черкеса», то ли с крыши Речного вокзала, громыхала многократно усиленная невидимыми динамиками мелодия гимна Объединенного Человечества «В едином порыве». Жуткая бравурная чертовщина, как считали Стас и большинство их тех, кому он мог смело высказывать свои мысли. Да и нынешнее название государства вызывало вопросы. Например, Арчи считал, что правильнее было бы называться Сбившимся В Кучку Остатком Человечества, Готового Наложить В Штаны При Мысли О Том, Что Творится За Стеной. А Скальп тогда с пьяной серьезностью заявил, что государство непременно назвали бы именно так, но получившаяся аббревиатура абсолютно непроизносима, даже на трезвую лавочку…

Стас стоял, прислонившись к стене, у служебного входа в здание вокзала, зная, что рано или поздно Алиса Картрайт пройдет мимо него. В кармане пиджака лежала фотография дочери покойного, но Стасу она была ни к чему. У девушки было симпатичное лицо, не совсем характерное для тех, что сверкали теперь с большинства плакатов и афиш. Не было стандартных пухлых щечек и маленьких губ, не было и намека на мягкость форм. Острый, слегка курносый нос и веселые, вневозрастные морщинки в уголках глаз наводили на мысль о добронравии, но несколько раскосые, с льдинкой глаза говорили о том, что добрый нрав легко может смениться расчетливой яростью. Черты ее лица были непривычны, и славянские скулы заметно выделялись, но это не портило общей картины, просто делало красоту Алисы Картрайт необычной. Нестандартной…

Судя по делу, ей было почти двадцать шесть, и шестнадцать лет она провела в детском приюте при какой-то религиозной общине в Третьем Периметре. В день совершеннолетия ей пришлось пройти стандартный тест на пригодность, и она получила средний балл по социальной сфере. Переехала во Второй Периметр и сразу же устроилась в речную компанию «Дубинин и сыновья». Здесь Алиса познакомилась с Бетти Уэльбек, подружилась с ней, а позже была ею удочерена. Три года назад Бетти Уэльбек вышла замуж за Стива Картрайта, а еще через год умерла во время неудачных родов – ей было уже глубоко за сорок, и рожать в таком возрасте значило сознательно идти на риск. К сожалению, ребенок также погиб. Таким образом, Стив Картрайт и его приемная дочь Алиса Картрайт остались одни…

Вся жизнь в нескольких абзацах.

Черно-белая фотография из архива речной компании «Дубинин и сыновья» скрыла самую главную особенность Алисы Картрайт, которая проявилась в тот же миг, как она показалась в монохромной, сине-белой толпе фрахтовых работников «Черкеса». У дочери покойного была самая рыжая шевелюра из всех, какие Стасу приходилось встречать. Это был не распространенный тускло-рыжий цвет, а яркий и живой, солнечные лучи терялись в этой шевелюре без надежды на избавление. К тому же вопреки моде прическа Алисы Картрайт не была уложена гигантскими локонами вокруг головы, а спадала мягкими волнами на плечи, и набегающий с реки ветер то и дело заставлял их оживать языками пламени и метаться, метаться… Алиса привычными движениями пыталась укротить их, откидывая назад или зачесывая за уши, но те подчинялись лишь на секунды, а потом снова проявляли характер и взлетали костром. Матрос, дежуривший на причале у сходней, которого Стас предупредил заранее, остановил Алису и указал в сторону служебного выхода. Стас снял с головы шляпу и помахал ею, привлекая внимание женщины, поскольку сошедшие на берег работники и экипаж парохода уже заполонили площадку перед служебным выходом. Алиса о чем-то спросила у матроса, тот пожал плечами. Тогда она развернулась и пошла в сторону Стаса, и в походке ее было не меньше вызова, чем в огненном цвете волос. Стасу на миг подумалось, что казенные фотографии изначально созданы для того, чтоб скрывать правду об оригинале. К примеру, о ладной фигуре, с чуть более полноватыми относительно всей фигуры бедрами, которые тем не менее смотрелись весьма изящно, когда Алиса Картрайт решительно вышагивала через причал. Она была высока для женщины, да еще и на немаленьких каблуках, так что, когда Алиса подошла к Стасу, они оказались почти одного роста.

– Это вы детектив? – спросила она, глядя Стасу прямо в глаза, и голос ее был того низкого тембра, какой бывает лишь у женщин.

– Детектив Бекчетов, – кивнул Стас.

– Если вы насчет смерти моего приемного отца, – девушка пожала плечами, и в голосе ее не промелькнул даже намек на горечь, – то я уже ответила по телефону на все вопросы. Точнее, я ответила, что не смогу помочь, поскольку не видела его с тех пор, как умерла Бетти… – А вот теперь горечь проявилась. – Я имею в виду Бетти Уэльбек, мою приемную мать.

– Прежде всего позвольте высказать вам свое сочувствие по поводу утраты, – вспомнив краткие курсы, пройденные перед вступлением в должность детектива, проговорил Стас.