Руслан Галеев - Радио Хоспис

– Скажите, Станислав, если это дело прикроют, можем ли мы быть уверены в перспективности группы?

– Можем, – уверенно кивнул Стас. Он и правда был в этом уверен. – Сейчас зима, на уголовном фронте затишье. Так всегда бывает. Но весной начнется обвал. Весна часто сводит людей с ума. Понадобятся все существующие группы.

– Мы просто прикинули, – пояснил с заднего сиденья Беби-Бум, – что ежели дело прикроют, то мы могли бы, так сказать, параллельно с другими делами, не афишируя, продолжать набирать по нему материалы. Можно сказать, в частном порядке.

Стас обернулся к нему, вздохнул и ответил:

– Не думаю, что получится. Не могу сейчас объяснить, возможно, позже. Но… Скажем так: те, кого интересует это дело, будут пострашнее любого упыря. Так что, не афишируя, тут не выйдет. Но дело пока не прикрыли, время у нас есть. Так что давайте попытаемся выяснить хоть что-нибудь.

«Что-то припозднился я сегодня. Наверное, многие из вас реш… (помехи)…рина Халли опять проспал начало эфира, но нет, мерзавцы! Я нынче смотрел в окно и так крепко задумался, что время пролетело незаметно. Как пуля. И даже быстрее. Как такси, когда оно нужно, но всегда пролетает мимо раньше, чем вы успеваете поднять руку. Да, дорогие мои, да, иногда и на старого диджея наваливается меланхолия. В частности, я думал о том, что, когда мы с вами отправимся в далекий край большой охоты, здесь, в этом долбаном мире, все так же будет падать снег. Разумеется, это будет совсем другой снег, кто бы сомневался, но… Все-таки он будет падать. И будет стоять мороз, и кто-то обязательно отморозит свою задницу. И если повезет, то это будет какая-нибудь важная задница, про которую напишут газеты. Об этом узнает весь мир. Кроме вас, потому что на том свете газеты не выходят. Наверное, там нет бумаги. А если процесс отмораживания задницы будет связан с героическими обстоятельствами, то про это еще и песню напишут. И ее услышит весь мир, и даже вы, в мире ином, услышите, ведь музыка не знает границ. Но вряд ли вас обрадует такой привет с родины. Кому интересно слушать героические песни об отмороженных задницах? Ну и, наконец, мож… (помехи)…

Как бы там ни было, сейчас, пройдохи, можете быть спокойны, на волнах рэйдио «Хоспис» никогда не звучало песен об отмороженных задницах, разве что эта задница служила подставкой под две симпатичные дыньки, или, скажем, два грейпфрута, или, в крайнем случае, под два невероятно вкусных мандарина… Так, о чем бишь я? Вечно меня сбивает с толку фруктовая тема… Ах, ну да, черт побери! Я хотел сказать, что сейчас в эфир прольется прекрасная «Walking After Midnight» музыкального коллектива «High-Way Ramblers». И будь я проклят, если эта вещица не пройдется по всем кругам ада и по всем райским облакам. И вот что я вам скажу. Она везде будет кстати, но особенно здесь, в этом безветрии, снежной феерии и… ладно, к черту, давайте слушать музыку… А я пойду прогуляюсь. У меня тут одно дело наклюнулось».

Когда они, покинув жилые кварталы, въехали на территорию складских помещений, хранивших необходимый для города запас продуктов, горюче-смазочных материалов и всего остального, от бильярдных шаров до ниток с иголками, замершее безветрие стало еще более очевидно. Здесь почти не было людей, встречные и попутные машины попадались крайне редко, а мельтешащие над бетонными оградами жирафьи шеи подъемных кранов казались чем-то не принадлежащим миру людей.

Стас остановил «студ» на развилке, недалеко от полосатого шлагбаума, увенчанного знаком «STOP» и табличкой «Проезд только по спецпропускам». Из будки неторопливо вышел укутанный в громоздкий тулуп сторож и издали настороженно посмотрел на их машину. На поясе сторожа висела расстегнутая кобура, в которой ничего не было.

– Немудрено, что на черном рынке столько товаров, – проворчал в усы Хворостов.

Стас пытался вспомнить, куда поворачивать. Зимой здесь все выглядело иначе. Наконец он неуверенно повернул направо.

Когда «Студебеккер» подъезжал к воронке, Беби-Бум вытянул шею, вглядываясь через лобовое стекло, и пробормотал:

– Мать честная… Это что же, так сказать, здесь рвануло?

– А вот это, – ответил Стас, – я бы хотел от тебя услышать.

Воронка была не менее двадцати метров в длину и не намного меньше в ширину. Дальняя ее часть была значительно глубже той, к которой подъехал «Студебеккер». Присыпанное снегом место взрыва теперь ничем не напоминало о том, как оно образовалось, напротив, эта яма казалась вполне естественной. Здесь могли рыть котлован под фундамент, или это мог быть небольшой карьер для забора песка или щебня. Это могло быть что угодно, но на место, где погибли несколько человек, эта яма не была похожа…

– Странно, – все так же оглядываясь, пробормотал Беби-Бум.

– Что именно странно?

– Взрыв-то был вон какой мощный. А забор, смотрите, не поврежден. И следов гари на плитах нет…

– Может, забор поменяли с тех пор? – надевая котелок, спросил Хворостов.

– И поставили старые плиты? Столько усилий… Тем более странно. Ладно, я пошел, огляжусь на месте.

Снег начал усиливаться, но словно бы и не пытаясь перерасти в полноценный снегопад. Большие снежные хлопья в продолжающемся безветрии равнодушно кружили в воздухе, отчего непривычная тишина становилась все отчетливее.

Они вышли из машины. Стас запер двери и бросил ключи Беби-Буму, уже спускавшемуся вниз. Остальные разошлись, надеясь найти кого-то, кто еще помнил тот взрыв.

Очень скоро выяснилось, что не только найти кого-то конкретного, а вообще отыскать хоть одну живую душу в этом лабиринте из бетонных плит почти невозможно. В закрытую зону допуска складов не пропускали даже с удостоверением Управления, нужен был специальный приказ. Стас, знакомый с бюрократической машиной своего ведомства не понаслышке, вполне обоснованно подозревал, что документ этот будет стряпаться не один день. А у них было всего несколько часов.

Стас без особой надежды останавливал выезжающие со складов грузовики, расспрашивал водителей. При этом приходилось все время размахивать значком, поскольку все грузовики имели сопровождение из двух-трех вооруженных человек. Разумеется, никто из водителей ничего не знал, не видел, да и вообще находился в это время в другом месте.

Хворостов отправился в близлежащий жилой сектор, намереваясь расспросить жителей верхних этажей, которые могли что-то видеть. Душка Джи, отводя глаза, сказал, что поищет по-своему, Стас не стал возражать. И вот сам он уже битый час бродил тут, у официально неприступной территории. Время шло.

Он озяб, пальцы в перчатках заледенели, отзывались болью на каждое движение. Болит – значит, не отморозил, говорил когда-то его комбриг. Там, на балканских высотах. Стас устал. Тяготы прошлой ночи, безумная гонка, потом утреннее ожидание, арест Бруно… Все это выгоняло из организма силы, заменяя их, казалось, мрачными мыслями. Здесь ничто от них не отвлекало: тишина, безлюдье, безветрие…