Array Array -  Да вспомнятся мои грехи

– Странно, – сказал Гуайана, приближаясь. – Как будто фехтуешь с отражением. Но мое отражение в плачевно плохой форме.

Перед лицом внезапной опасности он сразу превратился в чистого Отто Макгевина, который не фехтовал уже пятнадцать лет, и к тому же устал до изнеможения.

Гуайана захватил инициативу, атаковав «эн катро», Отто отбил его клинок, потом ринулся вперед с серией коротких колющих ударов. Гуайана их со смехом парировал, потом сделал простой перенос клинка и проткнул Отто мышцу как раз над правым коленом.

Отскочив назад, Гуайана поднял рапиру в карикатурном салюте:

– Первая кровь.

– Думаю, еще немного не помешает, – сказал Хулио. – Попробуй украсить ему лицо.

Нужно нырнуть под клинок и пустить в ход руки и ноги. Рана болела, но не сильно, хотя Отто уже чувствовал, как деревенеет нога. Липкая струйка крови ползла по лодыжке.

Гуайана надвинулся на него, высоко держа рапиру, расслабившись, Отто сделал шаг вперед, поднырнул, почувствовал, как лезвие оцарапало скальп, нанес удар боковой стороной ступни в щиколотку Гуайаны, услышал, как сломалась кость, бросил шпагу и ударил Рамоса в горло сжатыми в «лопатку» пальцами (левая рука), ухватив тем временем запястье его руки, державшей рапиру, высоко поднял эту руку, чтобы не мешал клинок (решил в этот момент оставить Рамоса в живых и не ломать ему шею), сильно ударил его под ложечку, почувствовал, что предплечье Хулио захватывает его горло, отпустил лишившегося сознания Рамоса, переместил вес, придавил одной ногой ступню Хулио, разорвал его захват, снова сместив вес и перебросил тяжелого комменданте через плечо, шагнув вперед, чтобы нанести решающий удар ногой, и, увидев блеск лазерного пистолета в руке Хулио, понял, что на таком расстоянии не успеет его выбить и, удивляясь, что до сих пор еще жив, отступил назад, поднимая руки.

– Не стреляйте. Все.

В коридоре Отто слышал топот бегущих ног. Рана на ноге ныла – он знал по характеру боли, что порван большой мускул. Волосы его были испачканы высыхающей кровью, к тому же он чувствовал первые симптомы наступающей мигрени.

Свободной рукой Хулио нащупывал пульс Гуайаны:

– Если ты его убил, я лично кастрирую тебя тупым ножом.

Сказано было спокойным тоном, без малейшего признака преувеличения.

– Присоединяйся к своим дружкам.

Охранник втолкнул Отто в камеру. Поврежденная нога подвернулась, и он покатился по влажному полу. Пол пах старой мочой и плесенью. Человек в камере стоял к Отто спиной, глядя сквозь зарешеченное окно в освещенный двор. На двойных нарах сидел другой обитатель – женщина. Она тихо плакала.

– Боже! Это вы, Эшкол?

Она в ответ только громче начала плакать.

– Это она. – Октавис повернулся к нему лицом, и даже в тусклом свете было видно, как тяжело ему пришлось. Все его лицо представляло сплошной разбухший синяк, глаза почти не открывались. Куртка его затвердела от черной засохшей крови.

– Что произошло? Как?

– Как – мы не знаем. Пять или шесть вооруженных людей прошлой ночью ворвались в отель после полуночи…

– А что вы там делали? Я же вам сказал…

– Мне казалось, что Рейчел нужна защита.

– Спасибо за заботу, – сказал Отто. – Продолжайте.

– Они разоружили меня, потом схватили Рейчел. Заставили ее открыть дверь Гуайаны. Кажется, он не удивился, увидев их.

– Это понятно. Что дальше?

– Они нас связали и заткнули рты – мне и Рейчел – и свели нас к вертолету. Еще до рассвета мы уже были здесь.

– Остальная часть дня ушла у них на то, чтобы заставить вас говорить.

– Да. Но я ничего не сказал.

– Это ясно – вы до сих пор живы. Значит, вы им еще нужны. С ней они так же поступили?

– Н–нет, – сказала Рейчел, дрожа. – Сказали – завтра.

– Да, завтра, наверняка, – бесцеремонно отрезал Отто. – Вас они убьют, в любом случае. И меня тоже, скорее всего.

– Почему вы так уверены? – Голос ее стал намного тверже из–за появившихся ноток презрения.

Отто почувствовал, что начинает злиться, понял, что это реакция Рамоса, и попытался не обращать на нее внимания.

– Сами подумайте об этом, леди.

– Мне кажется, – сказал Октавис, – что они не станут слишком сердить Конфедерацию.

Отто пожал плечами, хотя было слишком темно, чтобы они увидели этот жест.

– Конфедерация уже проявила явный интерес, посылая меня. Для Альвареца гораздо выгоднее, если она просто исчезнет и вы тоже, вместо того чтобы держать вас как свидетелей нарушения прав… самой ценной для Конфедерации женщины на этой планете.

– Но вы…

– Заткнитесь. Любое ваше слово записывается. Они не должны узнать, чего–то, чего они еще не знают… особенно обо мне.

Октавис присел на нары вместе с Рейчел, Отто занял его место у окна. Просто так потрогал прутья – они были сделаны прочно.

Дверь распахнулась от одного удара, и Отто увидел, что рядом с тюремщиком стоит человек, вооруженный лазерной винтовкой.

– Ваша очередь, полковник, – сказал он.

Его некоторое время обрабатывали руками и ногами, потом ввели наркотики, потом еще некоторое время упражнялись в искусстве избивать, но Отто, благодаря своему психокондиционированию, только бесстрастно смотрел на них. Наконец они сделали ему так больно, что он смог применить один фокус дзен–буддистов, и теперь уже никто и ничто не могло причинить ему боль. Они угрожали ему смертью – простой, потом извращенной, но он лишь добродушно улыбался в ответ.

Тихий голосок в его голове, который обращался к нему очень нечасто – так глубинно было кондиционирование, – сказал:

На этот раз они в самом деле убьют тебя. Ты можешь выжить, если правильно будешь сочетать правду и вранье.

Другой голос, очевидно, рационального настроения, сказал:

Единственный твой шанс – перейти на их сторону.

Или, быть может, именно этот рациональный голос сказал:

Им придется тебя убить в любом случае, чтобы ты ни сделал.

И загнанный в угол зверь у него внутри сказал без слов:

Сделай что угодно, только выживи.

Но все эти дебаты голосов – рационального, продажного, брюшного – ни к чему не привели. Если на следующий удар сердца ему предназначено предать Конфедерацию, то отпечатанное в каждой клетке его тела «не смей»заставит остановиться этот насос.

Когда он в четвертый раз потерял сознание, они не стали вбивать его обратно в реальность.

Отто проснулся в кровати, в белой комнате. Руки и ноги его были прикреплены к койке. Левая рука и правая нога, так же как два пальца правой руки были неподвижно зажаты в ортопедических растяжках. Он еще помнил, как ему ломали ногу и пальцы, но вот руку обработали уже когда он потерял сознание.

Языком он насчитал несколько отсутствующих зубов. Четыре были выдраны клещами, остальные три выбиты дубинкой. Дилетанты. Отто знал по крайней мере одиннадцать способов вызвать гораздо более сильную боль, не оставляя при этом следов на теле. Он сочинил фантазию – демонстрация этого искусства на тех, кто его допрашивал. Одурев от усталости и анестезии и не имея особых причин продолжать бодрствовать, он вместе со своей фантазией провалился в темноту.