Алексей Калугин - Дело о картинах Ван Гога

Едва красная полоска заполнила все табло, цвет ее сменился на зеленый. В двери щелкнул замок. Фрост легонько толкнул дверь, и она плавно отошла в сторону.

Инспекторам и прежде доводилось бывать в зоне безвременья, и оба они представляли себе, что именно следует ожидать после того, как откроется вторая дверь камеры перехода. Но к жутковатому ощущению падения в бездну, возникающему всякий раз в первое мгновение после перехода в зону безвременья, привыкнуть было невозможно.

Взявшись рукой за край дверного косяка, Фрост в нерешительности замер. За порогом была пустота.

И не только за порогом. Пустота простиралась во все стороны, заполняя собой все доступное взгляду пространство. Единственной материальной вещью, за которую можно было ухватиться рукой, оставалась дверь.

Пустота за порогом была черная, густая, глубокая, бесконечная, как сама вечность. Казалось, стоит протянуть руку, и рука исчезнет, проглоченная пустотой. Но, что странно, одновременно с этим темнота была абсолютно нереальной, похожей на задник декорации для театральной постановки, действие которой происходит ночью. В этом алогичном, противоестественном пространстве отказывали все органы чувств, помогающие человеку в обычной обстановке определять свое местоположение. Взгляд бесцельно блуждал по сторонам, стараясь поймать хоть какой-то ориентир, указывающий, где находится верх, а где низ. Глаза, пытаясь бороться с пустотой и мраком, напрягались до тех пор, пока не начинало казаться, будто непроглядную тьму пронизывают мириады крошечных, ослепительно ярких звездочек.

Впрочем, продолжалось все это недолго. Если у прибывшего в зону безвременья человека не было проблем с вестибулярным аппаратом, то головокружение и растерянность исчезали спустя несколько секунд.

Фросту, для того чтобы прийти в себя после перехода, потребовалось лишь сделать глубокий вдох. Он шагнул за порог и оглянулся на задержавшегося в камере перехода Малявина.

Как только оба инспектора покинули камеру, дверь автоматически закрылась, и тотчас же все ее линейные размеры сжались в точку, затерявшуюся во тьме. Однако с таким же успехом можно было предположить, что дверь стремительно унеслась куда-то вдаль, сделавшись почти неразличимой, – находясь в пустоте и не имея никаких определенных ориентиров, судить о расстоянии было невозможно.

Впрочем, как только дверь камеры перехода исчезла, выяснилось, что окружающее пространство не так уж и пусто.

– Добро пожаловать, господа! – услышали инспекторы позади себя приветливый голос и, оглянувшись, увидели человека, сидевшего прямо в пустоте так, словно под ним находилось просторное кресло.

На вид человеку было лет пятьдесят или чуть больше. Лицо у него было широкое и открытое, а роскошная грива чуть вьющихся волос придавала ему некоторое сходство с Бетховеном. Одет он был в домашний костюм из темно-синего плюша: штаны и короткая курточка, подпоясанная плетеным шнурком с широкими кистями на концах. На ногах – шлепанцы с острыми, загнутыми кверху носами.

Неподалеку от него, так же прямо в пустоте, стоял или, быть может, правильнее было бы сказать, висел телемонитор, рядом с которым располагалась небольшая стойка, заполненная видеодисками. В зоне безвременья не действовали никакие средства связи, но заключенные могли, заблаговременно ознакомившись с программой, заказать ту или иную телепередачу, с тем, чтобы получить ее, записанной на видеодиск. Работал телемонитор от аккумуляторных батарей, срок службы которых в зоне безвременья был практически неограничен.

За телемонитором висела в пустоте полка с книгами, причем книг было значительно больше, чем видеодисков. Рядом стоял небольшой мольберт с наброшенной поверх него широкой полосой белой материи.

– Хотя я и не имею чести знать вас, но тем не менее рад вас видеть, господа, – приветливо, как старым знакомым, улыбнулся инспекторам заключенный. – Гости у меня бывают нечасто. Прошу вас, присаживайтесь.

Он сделал приглашающий жест рукой, как будто указывая на несуществующие кресла.

– Павел Марин? – сделав шаг вперед, строго официальным голосом осведомился Малявин.

– А вы рассчитывали встретить здесь кого-то другого? – едва заметно улыбнулся заключенный.

– Инспекторы Департамента контроля за временем Малявин и Фрост, – Малявин протянул Марину свое служебное удостоверение. – Отдел искусств.

– И чему же я обязан вашим визитом? – спросил заключенный, даже не взглянув на удостоверение.

Фрост, отставив руку назад, попытался нащупать невидимую опору, которая в зоне безвременья сама собой появлялась именно там и тогда, когда возникала необходимость в ней.

– Смелее, молодой человек, – подбодрил его Марин. – Рукой вы ничего не найдете. Полностью положитесь на свои драгоценные ягодицы.

Фрост резко опустился вниз и почувствовал, что сидит на ровной, в меру податливой горизонтальной поверхности. Откинувшись назад, он прижался спиной к невидимой спинке.

– Интереснейшее место, – сказал, поведя руками по сторонам, Марин. – Я здесь уже не в первый раз, но все время открываю для себя что-то новое.

Малявин подошел к телемонитору и провел кончиками пальцев по его верхней горизонтальной поверхности, на которой не было даже следов пыли.

– Новости смотрите, Марин? – повернув голову в сторону заключенного, спросил он.

– Нет, – равнодушно покачал головой тот. – Дома, бывало, иногда смотрел… Между делом, за едой… А сейчас не испытываю абсолютно никакого интереса. Я заказываю только видеодиски с фильмами. Да и то старые, хорошо знакомые, чтобы не увидеть вдруг какую-нибудь несусветную чушь или, прости господи, похабщину… Чего я совершенно не переношу, так это бездарности и пошлости.

– Значит, и про Ван Гога вам ничего не известно?

– Ван Гог – один из моих любимых художников, – улыбнулся Марин. – Что конкретно вас интересует, инспектор?

– Что вы думаете об этом? – Фрост протянул Марину репродукции семи новых работ художника.

Несколько минут Марин внимательно рассматривал предложенные ему изображения. Как отметил Малявин, особенно долго задержался его взгляд на картине «Нарциссы».

– Имея в распоряжении только репродукции, очень трудно сделать какие-либо конкретные выводы, – Марин вернул фотографии инспектору. – Очень похоже на Ван Гога, но я никогда прежде не встречал эти картины ни в одном из каталогов художника. Поскольку творческое наследие Ван Гога уже давно изучено и аккуратно систематизировано, можно сделать вывод, что вы, скорее всего, имеете дело с искусно выполненными подделками. Хотя следует признать, что если бы картины действительно принадлежали кисти Ван Гога, то могли бы украсить коллекцию любого музея.