Анастасия Волжская - Брак с летальным исходом [СИ]

нейтрализовавшим действие яда.

Предчувствие не обмануло меня. Легкая взвесь в пузырьке с лекарством действительно говорила о том, что сорбент - если он когда-либо вообще был таковым - оказался отравой. Наверное, мне стоило бы испытывать чувство облегчения, что я вовремя успела предотвратить беду, но в душе было лишь разочарование и горечь.

Отчего-то очень хотелось верить, что сегодня утром я впервые увидела настоящего лорда Кастанелло, живого и чувствующего. И мне было жаль, что это оказалось лишь маской.

*

К предстоящему ужину с лордом Кастанелло я готовилась тщательно. Десяток раз перебрала в голове все возможные вопросы и дала на них простые и непринужденные ответы.

«Да, милорд, это циндрийские специи, которые я обнаружила на вашей кухне. Нет, меня устраивает качество и разнообразие блюд, но я привыкла к несколько другой пище. Нет, не хочу никого обременять дополнительными хлопотами, поэтому сделала специи сама. Да, при Лоиссе. Нет, я была на кухне, чтобы приготовить лекарство для Милорда. Да, получила. Нет, мне было неизвестно, что вы пришлете что-то из города, поэтому я сама сделала средство против отравлений. Да, коту лучше. Вопреки вашим стараниям уничтожить того, кто всецело вам доверял, милорд. И спасибо, что поинтересовались его здоровьем».

Я устало потерла виски. Пожалуй, о найденном яде лучше будет промолчать. Неизвестно, как поведет себя лорд, когда поймет, что я в курсе, а кот, вместо того чтобы тихо издохнуть, идет на поправку. Никакие самодельные распознаватели не

помогут мне, если за меня возьмутся всерьез.

Хлопок входной двери, возвестивший о прибытии лорда в поместье, заставил меня вздрогнуть. Глубоко вздохнув, я поправила платье и медленно пошла вниз. Даже путь к сложенному посреди ратушной площади костру не казался мне таким длинным.

Лорд коротко поздоровался и посторонился, пропуская меня в гостиную. Как всегда он был безукоризненно одет и причесан, легкая щетина едва заметно темнела на щеках и подбородке, лицо казалось расслабленным и бесстрастным. Украдкой я осматривала супруга, избегая ответного взгляда, и гадала, как мог он оставаться таким спокойным, когда всего лишь несколько часов назад прислал отраву для своего питомца. Он даже не подумал поинтересоваться состоянием кота, о котором утром как будто бы проявлял искреннее беспокойство. Неужели был настолько уверен в действии яда?

В груди закололо, и на мгновение разум сковало паникой. Быть может, в воздухе вокруг и сейчас был яд, действующий на меня, а лорд успел заранее принять антидот? Или это само присутствие супруга, человека, поступки которого я, как ни старалась, не могла понять, имело на меня тягостное воздействие? Я порывисто вдохнула, стараясь унять частое биение сердца, и с запозданием осознала: все это время я была столь напряжена, что задержала дыхание, и дурно мне стало от нехватки воздуха.

Когда Клара, поставив передо мной тарелку с мясным пирогом, вышла из гостиной, я достала из кармашка флакон со специями и густо посыпала ими свою порцию. Лорд Кастанелло чуть покосился в мою сторону. Внутренне скривившись - на самом деле циндрийская кухня отчего-то всегда вызывала острую неприязнь, а интерес я проявляла исключительно из вежливости и нежелания обидеть добрую и радушную госпожу Кауфман - я изобразила на лице довольную улыбку. Реакции не

было - специи оставались специями, значит, пирог хотя бы можно было есть.

Я уже собиралась поднести вилку ко рту, когда лорд Кастанелло остановил

меня.

- Подождите, миледи, - встав, он обошел стол и протянул руку. - Разрешите?

Я не посмела отказать. Внутренне замирая от беспокойства, я вложила флакон в раскрытую ладонь, готовясь к вопросам, которые, как мне казалось, непременно должны последовать. Но лорд Кастанелло не произнес ни слова, лишь сжал флакон в ладони, несколько раз встряхнул и придирчиво осмотрел специи. Принюхался, открутив пробку…

Он прикрыл глаза, жадно вдыхая пряный аромат. На мгновение его лицо исказилось почти звериной тоской. Пальцы свободной руки, до этого опущенной, сжались в кулак. Лорд вздрогнул всем телом, и я застыла в ожидании худшего.

- Откуда это у вас? - голос супруга прозвучал глухо.

- Нашла на кухне, где они лежали, никем не используемые, - ответила я, мысленно приготовившись к упрекам и обвинениям. - Полагаю, прежняя кухарка

забыла объяснить Лоиссе, что вы любите циндрийскую кухню, милорд.

- Не люблю, - ровно, вопреки моим ожиданиям, сказал лорд Кастанелло, возвращая флакон.

Я нахмурилась. Внезапная перемена в состоянии супруга была мне совершенно непонятна. Что же такого в запахе циндрийских специй могло вызвать такую реакцию? Не воспоминание ли о «драгоценной Э.С.», прежней хозяйке шкатулки с кристальным сокровищем?

«Драгоценная»… Так говорил Эдвин, обращаясь ко мне, и так же обращался в письмах мой неведомый союзник. Может…

Один взгляд на угрюмое лицо супруга, безо всякого аппетита ковырявшего свою порцию, отбил у меня всякое желание продолжать цепочку размышлений. Мне казалось, что не стоило сейчас лезть к супругу с расспросами. Призрак неизвестной женщины, которая, наверняка, пахла пряными циндрийскими специями и горечью прошлого, словно бы встал между нами, напоминая, что я не первая леди Кастанелло, которая сидела за этим столом и пыталась разгадать загадку молчаливого мужчины напротив.

Пока я мучительно подбирала слова, размышляя, стоит ли прервать тягостное молчание, лорд отодвинул тарелку и, не попрощавшись, ушел, оставив меня в одиночестве.

Спешно закончив ужин, я тоже вернулась к себе. Обвинения, оправдания, вопросы, жгучие и невысказанные, роились в голове, просились наружу. Я остро жалела, что так и не успела собраться с духом, чтобы поговорить с супругом. Остановившись на последней ступеньке лестницы, я бросила короткий взгляд в глубину хозяйского крыла, но свет в комнатах лорда не горел. Мне не оставили ни

шанса объясниться.

Милорд, сползший с подстилки, сидел у самой двери и увлеченно грыз бумагу. Тонкий белый лист мало напоминал не так давно принесенные мне Мелией принадлежности для письма, и я поспешила вырвать у кота из лап не предназначавшуюся для него добычу. Зверь сверкнул глазами в мою сторону, но

кусаться или царапаться не стал.

Бумага источала легкий сладковато-терпкий аромат дурмана. Неудивительно, что письмо привлекло внимание Милорда - к кошачьей мяте у него была очевидная слабость. Развернув остатки записки, я принялась читать.

«Драгоценная Фаринта!»

Сердце болезненно сжалось. Хоть я и понимала, что не только Эдвин мог использовать обращение «драгоценная» - более того, недавно я могла в этом убедиться - но все равно в груди тоскливо заныло. Стиснув губы, чтобы не расплакаться, я заставила себя читать дальше.