Анастасия Волжская - Брак с летальным исходом [СИ]

Мужчина из моего видения… Мужчина, который был способен лишить воли одним прикосновением. Мужчина, чей мысленный приказ, переданный через мое тело, заставил сердце неизвестного человека… господина перестать биться. Он говорил о моих «способностях» так, словно…

Я с трудом подавила тошнотворную мысль о том, что в вернувшихся воспоминаниях я убила человека. Если я выживу, у меня еще будет время подумать об этом. Главным сейчас было то, что таинственный мужчина из моего прошлого, чью реальность подтверждал белесый шрам на моем запястье, был уверен, что я владею ментальной магией. Пусть бессознательно, толком не умея ее контролировать - но владею.

И с ее помощью я совершила убийство.

Выходит, прав был господин дознаватель, отправив меня на костер… Не сейчас.

На мое счастье Бренци не особенно старался связать меня, понадеявшись на действие браслета. Если бы он завел мои руки за спину, у меня не было бы и шанса. Но так…

Я лихорадочно зашарила по складкам юбки в поисках потайного кармашка. Где-то там все еще хранились остатки специй, из которых я изготовила определитель. «Специи помогут», - кажется, так это звучало в моем видении. А сейчас мне очень, очень нужны были силы.

Почти не чувствуя пальцев от скручивающей тело боли, я нащупала флакон. Рядом оказался пузырек с обезболивающими кристаллами, успокоительное и артефакт лорда Кастанелло. Надежда полыхнула в измученном сознании яркой вспышкой. Быть

может, у меня все же был шанс вернуться в поместье до того как… До того, как я умру от болевого шока. Или до того, как умрет лорд.

Трясущимися руками я вытолкнула флакон из кармашка и, вытащив зубами пробку, опрокинула специи в рот, все, до последнего зернышка. Язык обожгло острой горечью, из глаз брызнули слезы, но я заставила себя сделать глоток. Болезненный всхлип вырывался сквозь плотно сжатые зубы.

Бренци не обернулся. Экипаж увозил меня все дальше и дальше, и с каждым новым поворотом обратная дорога становилась все более и более длинной, невозможно далекой. В прошлый раз я едва добралась до третьего холма. Лорду

хватило нескольких десятков минут, чтобы настичь меня. Как далеко мы уехали на этот раз?

Нечеловеческим усилием я сдернула свое тело с сидения, выпрямляясь и наклоняясь к водителю. И на мгновение застыла.

Стало страшно. Я не хотела его убивать. Я не хотела больше никому причинять вреда.

Но где-то далеко в поместье сейчас умирал лорд Кастанелло, и нить его пульса становилась все более рваной и нечеткой.

Обеими руками я вцепилась в плечо Бренци.

- Остановитесь, - простонала я, вкладывая в эту мысль всю свою решимость, все отчаянное желание вернуться в поместье и успеть, успеть спасти лорда. -Остановитесь! Зачем вы это делаете?

Руджеро чуть повернул голову. Брезгливая гримаса исказила его лицо. Он дернулся, пытаясь вырваться из моей хватки. Экипаж вильнул в сторону, и меня почти выбросило вперед между двумя передними сиденьями. Связанные руки повело,

и я инстинктивно ухватилась за Бренци.

Мои пальцы сомкнулись на его открытой шее, не защищенной воротником плаща.

Последним, что я увидела, были массивные часы, охватывавшие запястье водителя. Секундная стрелка дернулась раз, другой - и застыла.

Чужие эмоции в один миг захлестнули меня, окружили, впились в каждую клеточку моего существа холодными иглами. Я словно провалилась под лед, в одну особенно злую зиму затянувший полумесяц залива, и плотная корка сомкнулась над головой, отсекая путь к спасению. Горькая вода забила рот и нос, легкие горели от невозможности сделать вдох. В ушах набатом стучало сердце.

Бом. Бом. Бом.

Тело налилось тяжестью, каждое движение давалось с трудом. Силы утекали, словно вода из разбитого сосуда. Перед глазами становилось все темнее, будто я погружалась глубже и глубже. На самое дно.

Растворяясь. Теряя себя.

Бом. Бом.

«Зачем? Зачем?» - пульсировало в голове. Мой последний вопрос. Бом.

И море, злое и чуждое, откликнулось.

Меня подхватило подводным течением, закручивая, ударяя о толстую ледяную корку. Застывшие образы, четкие и болезненно яркие, фонили чувствами - темными, чужими и злыми. Неясные, смутные, эти видения проникали под кожу, против воли возникали в сознании болезненными вспышками.

Калейдоскоп цветов, смазанные в движении пятна, далекий гул голосов -пестрый карнавал, беззаботная жизнь, кажущаяся ослепительно яркой, если смотреть на нее из густой непроницаемой тени, черной, словно зависть и несправедливая обида. Свет высоких залов против темного угла закопченной кухни. Умопомрачительные запахи, от которых рот наполнялся густой вязкой слюной, ароматы блюд - роскошь, которую жизнь никогда не предоставит ни шанса отведать. И следом - пьянящее чувство триумфа, оттененное остротой опасности, возникшее, когда яд тонкой маслянистой пленкой растекся по только что приготовленному бульону.

Скрип колес черных закрытых карет, вереницей растянувшихся где-то далеко внизу, заглушал бешеный стук сердца. Восторг, незамутненно-чистый, пьянил. Жизнь обретала смысл - месть казалась такой же сладкой, как и недоступные заморские кушанья.

Искаженные временем, растянутые слова:

- Далеко пойдешь, мальчик. Надо только правильно выбирать друзей. Хочешь, я буду твоим другом?

Затянутая в темный дорогой костюм фигура, пальцы унизаны перстнями, светившимися насыщенно алым. Предложение, от которого невозможно отказаться, которое жаждешь принять.

Течение становилось сильнее, обретало направление. Оно тащило меня вперед, словно беспомощную щепку, разбрасывало вокруг смертоносные щупальца видений. Белоснежные страницы дорогих книг, пропитанные ядом, от прикосновения к которым кожа покрывалась язвами. Облачко мутной взвеси, растворившееся за толстым стеклом зелья. Легкий дымок с ноткой горечи, замаскированный запахом духов. Множество способов испортить, изменить, уничтожить. Убить.

Ненависть обволакивала, сдавливала, погружая все глубже. И в этой черной беспросветной пучине тонким лучиком, неизвестно как пробившимся сквозь толщу воды, сверкнула мимолетная улыбка.

Леди Элейна Себастьяни.

Ее тоже следовало бы ненавидеть. Ненавидеть сильнее и яростнее всех прочих -за идеальную внешность, за положение, ставившее ее почти на одну ступень с королевской семьей, за неизменное дружелюбие, которым она равно одаривала представителей любого сословия. До дрожи в пальцах, до впервые испорченного зелья хотелось поймать ее на лжи, ухватить тень брезгливой гримасы, раздраженный выдох, недовольный прищур. Хотелось разоблачить ее, содрать наносной ворох оберток из этих милых улыбок, легких касаний, дорогих тканей и пряных духов. Обнажить ее суть, которая должна была - обязана была! - оказаться столь же гнилой, как у прочих. Познать ее настоящую.