Анна Орехова - Осторожно, Врата закрываются

Водитель слез с седла и направился к ним.

– Эт-то мой папа, – запнувшись, пролепетала Дишелл. – Сшикшонг.

Донт подошёл ближе, высокий, как и дочь, с широкими плечами и кошачьим лицом. Белые пушистые волосы шапкой окружали голову, будто кто-то надел на неё пучок сахарной ваты.

– Лшш ня шуушш?! – прошипел он, глядя на Дишелл.

Та поникла, что-то забормотала, явно оправдываясь.

– Ишр! – рявкнул Сшикшонг, а затем указал на Алису и добавил: – Шу няриш шин Шаш Ри!

Глаза Дишелл заблестели от слёз. Она что-то шептала, взяв отца за руку, но тот мотал головой, бросая короткие реплики. А потом Дишелл произнесла знакомое слово: «Шиняу» – «Художник».

Уши Сшикшонга взметнулись, он вырвал руку из ладоней дочери.

– Шираш! Кор ря ишру!

– Ишру? – одними губами пролепетала Дишелл, оседая на землю, будто обессилев.

Алиса, пораженная разыгравшейся сценой, застыла в стороне. Она не представляла, как себя вести. Донты явно ругались из-за неё, но стоило ли вмешиваться в семейную ссору?

Сшикшонг повернулся к ней и прорычал с жутким акцентом:

– Ты не место здесь! Шшшла домой!

Алиса опешила. Её только что послали подальше? Сшикшонг развернулся и направился в дом, а Дишелл осталась сидеть на земле, обхватив себя руками. Ушки её безвольно повисли, по щекам бежали слёзы.

Алиса опустилась рядом.

– Мне жаль, что вы поссорились…

Дишелл облизнула губы и еле слышно прошептала:

– Я сказала-заявила, что ослушаюсь его слова и отведу тебя к Художнику.

Алиса кивнула, стараясь её поддержать.

– Он поймёт. Ты вправе сама принимать решения.

Дишелл недоуменно посмотрела на неё.

– Вправе?! Он сказал, что объявит ишру!

Алиса не представляла, что такое ишра, но Дишелл явно пугало это слово. Донтка всхлипнула:

– Это хуже недостойной смерти. Он запретил идти в город… Если я ослушаюсь, он… он огласит отказ, понимаешь?

Алиса виновато пожала плечами.

– Он откажется от меня, выгонит из семьи. Они будут платить мой Долг, а я… я стану шигярой…

Дишелл сидела на матрасе, уткнувшись взглядом в стену, и пыталась представить, каково это – жить без семьи. Папа шумел в загоне для скотины, видимо, вычищал навоз, выполняя её, Дишелл, обязанности. Землянка осталась на улице, сидела около дома, попивая воду. Она настаивала, что сама отправится в поселение и найдёт другого донта, который отведёт её к Художнику. Но Дишелл просила подождать, ей нужно было подумать.

Сшикшонг не шутил, заявив, что объявит ишру. Ещё полгода назад, узнав об аресте, он предупредил её, чтобы не связывалась с Сопротивлением. Тогда коротыши накрыли их операцию, не дали саботировать синтез на заводе. В тот день Дишелл в первый и единственный раз побывала в городе. Её и других донтов загрузили в кошкшр, как мешки с друсой, а потом три часа допрашивали, задавая одни и те же вопросы.

Нет, её не пытали. Коротыши решили, что девчонка, едва окончившая школу, случайно оказалась среди террористов. Идиоты! Она была ядром операции! Это ей предстояло залезть в систему и изменить одну-единственную цифру в химической формуле. Фитиль объяснил, что благодаря этой цифре вместо белой питательной смеси завод будет производить горький жёлтый порошок. И тогда коротышам придётся туго. Конечно, о голоде речь не шла, но проблем это бы прибавило. А проблемы, как говорит Художник, порождают недовольство. Он хотел взбудоражить коротышей, если те взбунтуются – требования донтов наконец услышат.

С самого детства Дишелл твердили о Долге: «Работай честно, и заслужишь достойную смерть. Не поддавайся соблазнам, иначе умрёшь недостойно». Так говорили отец, тётушка, двоюродные брат и сёстры. И даже мама рассуждала о Справедливости и Долге, но при этом тайком подкладывала под подушку дочери соблазны: браслет с красным камнем, коробочку с розовыми конфетками, моток жёлтых ниток. Дишелл не понимала, почему мама покупает ей подарки, но однажды всё встало на свои места.

Как обычно после школы она перебирала друсу во дворе, а родители ссорились в доме. Эти ежедневные стычки были настолько привычны, что Дишелл даже не пыталась подслушивать. Какая разница, что случилось на этот раз? А потом мама вдруг громко всхлипнула, и ушки Дишелл уловили полный горечи шепот: «Я не могу жить ради смерти. Я просто хочу жить! Я хочу, чтобы крошка Диш жила достойно!»

Дишелл навсегда запомнила этот разговор, но лишь потом осознала, что из-за неё мама выбрала путь соблазнов. Она должна была этому помешать! Знала, что Справедливость возьмёт своё, но всё равно принимала подарки, радовалась им, ждала новых. Это стало их тайной. Если мама загадочно улыбалась, слегка склонив голову набок, Дишелл понимала – под матрасом ждёт новый соблазн.

Жёлтыми нитками она украсила карманы школьного комбинезона, соврав отцу, что коротыш-меценат организовал для детей класс рукоделия. Сшикшонг тогда долго рассуждал о Справедливости и щедрости высшей расы. Розовые конфетки Дишелл растянула на десять дней, съедая по одной перед сном. Браслет с красным камнем до сих пор носила на левой лодыжке.

Она ненавидела этот браслет. Ненавидела камень, покачивающийся в такт шагам. Ненавидела цепочку, царапающую кожу. Ненавидела боль, которая скреблась в груди всякий раз, когда она ложилась спать и запускала ладонь под матрас. Ненавидела всё это, но не снимала браслет и каждый день проводила рукой под матрасом. Она должна была помнить. Она не могла забыть, какой выбор сделала мама, ради чего приняла недостойную смерть.

«Я открою тебе тайну, крошка Диш. Я самая счастливая донтка на свете, я нашла достойный Долг! Я жила достойно, дочка. А всё благодаря твоей улыбке. Она дороже всех соблазнов, дороже всех соблазнов… »

Дишелл изо всех сил улыбалась, глядя как маму покидает жизнь. Растягивала губы, сжимая холодную ладонь и шептала: «Я буду улыбаться, мамочка. Только не уходи. Я так боюсь, что ты не найдёшь меня в следующей жизни».

Прошло четыре года. Дишелл узнала, что рождаясь заново, донты не помнят прошлую жизнь. Узнала, что мамин Долг почти достиг предела. А ещё, оказалось, что за все соблазны приходится платить. И именно им с отцом предстояло расплачиваться за розовые конфетки, жёлтые нитки и браслет с красным камнем.

Она понимала, почему папа не хочет отпускать её в город: их Долг был слишком велик. Если Дишелл отправят на остров, отцу придётся в одиночку тянуть это бремя. Если он объявит ишру, Долг разделят на всю семью. Так или иначе, это снова отдалит его от долгожданной цели – достойной смерти, к которой папа так стремился.

Дишелл знала, что ей пора образумиться и поступить, как положено порядочной донтке: найти мужа и родить детей. Чем больше, тем лучше, ведь Долг разделится на всех. А если Сшикшонг проживет достаточно долго, чтобы увидеть внуков, они заберут часть его Долга. И тогда, возможно, отец первым в семье умрёт достойно. Дишелл не сомневалась, что если кто-то из донтов и заслуживает Справедливости, то это её папа.