Константин Образцов - Единая теория всего [сборник litres]

– Да и пусть ищет, – буркнул Славка, но как-то не очень уверенно. – Подумаешь! Вы не нашли, а он что, лучше тебя сыщик, что ли?

– Он, конечно, не лучше, – ответил я рассудительно. – Но у него, я бы сказал, богаче выбор методов. Мы вас почему пока не нашли? Потому что так и не установили связи между потерпевшими.

– Потерпевшими! – презрительно фыркнул Славка. – Тамбовский волк им потерпевший.

– Этот твой Груздь по делам моего отдела не проходил, ОБХСС нам на него информации не передавал, и может так быть, что им самим еще неизвестно о том, что есть такой вот барыга Груздь, клиенты которого все как один становятся… потерпевшими от банды неуловимых мстителей за антисоветский образ жизни.

– Слышь, сам ты банда!

– Но вот Пекареву твой Груздь точно знаком, – спокойно продолжал я, – и рано ли, поздно ли, но ему придется лезть в кузов и объяснять, как так вышло, что всех его покупателей навещают знаменитые «вежливые люди». А может, что Груздь и сам уже об этом крепко задумывается, вспоминает, два и два складывает, и завтра прибежит к Пекареву поделиться своими соображениями. И тогда, Слава, к тебе придут с вопросами, и будут это не мои коллеги и не комитетчики.

– Меня бандитами пугать не надо, – мрачно сообщил Славка. – Я на них в Афгане через прицел достаточно насмотрелся.

– Тут не Афган, Слава. Можешь обижаться на государство, сколько хочешь, но там ты был его частью, защищал его интересы с оружием в руках. А здесь с оружием в руках ты и сам просто везучий начинающий бандит…

– Я тебе за бандита сейчас реально в брюхо выстрелю!

– …а как бандит ты Пекареву вообще неровня, все равно что дехканин с берданкой против «Т-62».

– Да плевал я!..

– Нет, Слава, на всех плевать не получится: на себя – может быть, но с мамой что будет, если тебя закопают? А с ребятами? Ты же не думаешь, что Пекарев удовольствуется тем, что тебя одного похоронит? Я его знаю, он человек обстоятельный, методичный, ему несложно людей и на Украину послать, и в Казахстан, а уж в Москву…

– Достал ты меня! Пошли во двор курить, в комнате дышать уже нечем! И окно открой!

Я подошел к окну, сдвинул в сторону на облупившемся подоконнике горшок с мясистым колючим алоэ и стопку пыльных книг, распахнул рамы. С «прерий» через дорогу тянуло душистой прохладой летней ночи. Славка кое-как натянул на тельняшку пиджак; «парабеллум» он положил на табурет между почти опустевшей бутылкой и миской с квашеной капустой. Я стоял и смотрел; он покосился на меня, сунул пистолет в карман, и мы вышли из комнаты.

Во дворе было пусто и тихо, только тоненькими голосами распевались спросонья первые птицы. Где-то затянул песню пьяный, дал петуха и осекся расстроенно. Клубы табачного дыма причудливо вились в неподвижном предутреннем воздухе. На часах было 3.03; скоро Керувим Мелех Элохим Банай повернет свои рычаги, перезагружая реальность. Я молча ждал.

– И что ты предлагаешь? – наконец спросил Славка.

Я пожал плечами.

– Тут решений немного. Надо вернуть Пекареву все, что взяли на квартире Бори Рубинчика. Я попробую договориться с ним, чтобы он не имел к вам никаких претензий.

– А сам?

– А сам я вас не нахожу. Берите себе все, что осталось с прошлых налетов, и завязывайте с этим делом.

Мы еще помолчали, глядя на редкие звезды.

– Как-то неправильно все это, – проговорил Славка. – Капитан уголовного розыска и старшина разведроты думают, как бы им вернуть бандиту его бандитские деньги, и так, чтобы тот в претензии не остался.

– Неправильно, – согласился я. – Но добавь к этому, что старшина разведроты эти деньги взял в ходе ограбления в составе группы, а капитан уголовного розыска сам разыскивается Комитетом государственной безопасности по подозрению в шпионаже – и неправильности парадоксальным образом поубавится.

Капитан уголовного розыска, раскрывший банду головореза Короленкова, бывший сержант погранслужбы, имеющий боевые награды, которого невеста оставила ради нечистого на руку товароведа – хотел добавить я, но не стал. И так все было понятно.

– Ну так что? Договариваться мне с Пекаревым?

– Один я такие решения принимать не могу, мне нужно посоветоваться с ребятами. Так что давай до утра отложим.

– Давай. Тем более что до утра всего пара часов.

Мы вернулись в комнату. Я закрыл окно, а Славка засунул пистолет в ящик стола. Потом мы отнесли на кухню тарелки; дымчатый кот настороженно следил за нами, сливаясь с тенями в углах. Рюмки вернулись на полку, а пустая бутылка, звякнув, отправилась под диван. Славка, как и полагается хозяину дома, постелил себе на полу; я вытянулся на диване, уткнувшись носом в прокуренную подушку, и только теперь осознал, что провел на ногах почти сутки.

– Хочешь, анекдот расскажу? – спросил Славка.

– Угу, – промычал я.

– Идет, в общем, Кинг Конг по лесу, все топчет, деревья ломает и ревет: «Пятачок! Пятачок!» Звери все разбегаются, прячутся, Пятачок сидит под кустом ни жив ни мертв. Кинг Конг идет дальше, домики зверячьи давит, ревет: «Пятачок! Пятачок!» Пятачок вообще еле живой от страха под лопухом где-то. А Кинг Конг такой: «Пятачок! Это я, Винни Пух, из армии вернулся!»

Славка рассмеялся тихим, скрежещущим смехом.

– Смешно?

– Обхохочешься.

Он помолчал немного, а потом произнес:

– Знаешь, а хорошо, что я тогда на тебя с финкой не кинулся.

– Да, – отозвался я. – Хорошо.

И провалился в безмолвное забытье, похожее на непроницаемо темный кяриз под заброшенным кишлаком в далеком афганском ущелье.

Налетевшие под утро в открытое окно здоровенные комары, ошалевшие от жары и дыма, искусали меня совершенно немилосердно, и я проснулся оттого, что чешусь, едва не раздирая себя до крови.

На часах было десять, а на градуснике +26 в тени. Сквозь путаницу густой пыльной зелени кустов за окном протяжно шумели автомобили и пахло раскаленным асфальтом. Голова немного побаливала и кружилась, легкая тошнота надувала желудок, но настроение было бодрое и мысли ясные, как у пешки, которая решилась взять игру на себя, послав куда подальше и правила, и игроков.

На кухне Славка, в трикотажных штанах с растянутыми коленями и длинной рубахе, наброшенной поверх майки, одной рукой ловко разбивал яйца о край раскаленной сковороды, на которой яростно шипела, пузырилась и плевалась кипящим маслом будущая глазунья. Рядом клокотал, извергая пар, огромный металлический чайник.

– Проснулся, Пинкертон? Давай садись, сейчас завтракать будем.

– Есть попить чего-нибудь?

– Вон в сифоне газировка холодненькая.

Мы сели за стол, покрытый исцарапанной липкой клеенкой. Яркие лучи солнца наискось лупили в окно, и я только сейчас заметил, что на висках у моего друга детства серебрится обильная седина.