Анна Орлова - Овсянка, мэм! [litres]

Четвертое заставило мое сердце забиться чаще. Патрик Галлахер! Вскрывать конверт я не стала, сделала самый незаинтересованный вид и убрала в карман. Только бы Роуз не пристала с расспросами.

Она ничего не заметила. Подозреваю, она не заметила бы даже, выстрели я ей над ухом. Роуз таращилась на бумажку в своей руке, по которой вкривь и вкось плясали вырезанные из газеты слова: «Это сделала ты! Я знаю!»

Я отобрала у нее эту писульку, взглянула на конверт. Без марок и, конечно, без обратного адреса. Только имя, составленное из тех же печатных букв.

Роуз мелко дрожала, лицо у нее было смертельно бледно.

– Дорогая… – Я обняла ее за плечи, а Роуз вдруг, будто опомнившись, стала яростно вытирать ладонь о юбку.

– Тетя, что это? Зачем?

Голос ее дрожал.

– Просто дурацкая шутка, дорогая. Тебе нужно отдохнуть и выпить чаю. Пойди приляг, я сама приготовлю тебе чашечку.

Она машинально кивнула, сделала шаг – и встрепенулась.

– Но я не могу! Скоро придет профессор Фаулер.

При этом имени ее бледные щеки окрасились легким румянцем.

– Дорогая, не думаю, что это разумно. Так скоро после разрыва помолвки с мистером Хьюзом…

Роуз вздрогнула. Мы обе знали, что не было никакой помолвки.

Я добавила ей на ухо:

– Не надо давать повода для сплетен.

Она стиснула пальцы.

– Я не делала ничего плохого!

Я вздохнула. Какое же она еще наивное дитя.

– Дорогая, пусть страсти поулягутся. Повремени немного. Напиши ему и попроси отложить прогулку, хорошо?

– А вдруг он больше меня не пригласит?

– Если чувства профессора искренни, то он непременно дождется.

Роуз непокорно вздернула голову. На ее милом личике отразилось прямо-таки ослиное упрямство.

– Я буду делать, что хочу! И пусть хоть мозоли на языках натрут.

Только этого не хватало.

– Дорогая, не стоит ссориться с соседями…

Ее голубые глаза сверкнули.

– Они не всегда будут моими соседями. О, тетя, как же мне хочется отсюда уехать!

Роуз еще предстояло уяснить, что люди везде одинаковы. Даже в пустыне от них не скрыться – там непременно окажутся какие-нибудь бедуины или археологи. Так что нет никакого смысла убегать.

– Дорогая, не ты ли совсем недавно живописала мне прелести Дорсвуда? И потом, тебе некуда ехать.

– Зато профессор Фаулер много путешествует! Я могла бы отправиться с ним.

«В качестве кого?» – едва не спросила я, но вовремя прикусила язык. Надеюсь, после истории с Родериком Хьюзом Роуз будет осторожнее. Однако ее решимость меня испугала. Сгоряча Роуз может натворить глупостей, о которых будет потом жалеть.

На все попытки ее вразумить – о, очень мягкие! – она только непреклонно сжимала губы. Не вовремя же ей вздумалось проявить характер! Пришлось отступить. Роуз отправилась навещать леди Присциллу, а я в задумчивости вышла в сад.

Джоунс, не зная о моих планах приставить к нему помощника (и будущего преемника, но об этом умолчим), стриг газон, напевая что-то легкомысленное о милой Энн и дюжине поцелуев на завтрак. В его-то почтенном возрасте!

При виде меня он приосанился и отрапортовал:

– Деревья побрызгал, тюльпаны выкопал, с газоном до вечера управлюсь.

Сразу бы так.

– Превосходно, – одобрила я, сорвала веточку бархатцев и понюхала.

Оранжевые головки цветов пахли остро, пряно. Солнце светило в глаза. И я вдруг совершенно успокоилась. Если Роуз не желает слушать доводов рассудка, то… остается апеллировать к чувствам!

К ленчу я спустилась, как говаривала няня, краше в гроб кладут. Лицо бледное в синеву, движения нетвердые, под глазами чернота. Частое поверхностное дыхание вырывалось из пересохших губ.

Этот прием я позаимствовала у тетушки Пруденс, которая таким нехитрым способом долгие годы тиранила свою дочь. Правда, тетушка Пруденс еще широко использовала слезы и упреки, но я, смею надеяться, умнее.

– Приятного аппетита, – тихим голосом пожелала я и налила себе чаю, изрядно пролив его на скатерть. Слишком дрожали руки.

Не заметить пугающих симптомов медсестра, пусть даже неопытная, не могла.

– Тетя, что с тобой?! – Роуз вскочила и бросилась ко мне.

– Ничего страшного, – слабо улыбнулась я, потирая грудь. – Немного полежу, все пройдет.

– Почему ты не сказала, что больна? – наседала Роуз, лихорадочно пытаясь нащупать пульс.

От волнения это получалось не очень-то ловко. Роуз полуприкрыла глаза и считала шепотом:

– Восемьдесят три… восемьдесят четыре…

– Ерунда, – отмахнулась я, но пошатнулась, так что пришлось ухватиться за стол.

– Какая же это ерунда, если у тебя пульс… сто сорок восемь! Тетя Мэри, тебе нужно сейчас же лечь в постель! Я позвоню доктору Пэйну, а потом приду к тебе.

– Дорогая, перестань суетиться, – попросила я слабым голосом, с трудом поднимаясь на ноги. Роуз бросилась меня поддержать. – Я сама дойду, не беспокойся.

Роуз крепко обхватила меня за талию и перекинула мою руку себе через плечо.

– А вдруг ты упадешь на лестнице? Я помогу, и не спорь!

– Тебе пора собираться, скоро приедет профессор.

Роуз прикусила губу и мотнула головой.

– Профессор примет мои извинения. Я не могу тебя оставить.

Конечно, не можешь, дорогая. На то и расчет…

Доктор примчался через полчаса. Влетел в мою спальню и наткнулся на взгляд Роуз, как мотылек на булавку. Она встала ему навстречу.

Я наблюдала за ними из-под полуопущенных век. Как он смотрит на нее, как нежно берет ее руки в свои… Влюблен! Влюблен и не способен этого скрыть. А Роуз, глупышка, ничего не замечает. Зато смотрит на него открыто и доверчиво, а это уже кое-что.

Пришлось откашляться, иначе доктор о больной и не вспомнил бы.

– Что случилось? – поинтересовался он, закрывая за собой дверь.

Роуз почти не дрожащим голосом озвучила симптомы.

– Я думаю, это от волнения, – закончила она, стиснув руки.

– Возможно, – отозвался он, присаживаясь у моей постели. – Мисс Карпентер, вам лучше выйти.

Он что же, даже не осмеливается звать ее «Роуз»? До чего робки эти молодые влюбленные.

– Но это же моя тетя! – вскинула голову она.

– Вот именно. Поэтому вы воспринимаете все близко к сердцу. Прошу вас, подождите внизу.

Роуз прикусила губу и нехотя встала.

– Я буду в своей комнате, напротив, – пообещала она твердо. – Зовите, если потребуется.

Она вышла, и доктор Пэйн приступил к работе. По мере осмотра он хмурился все сильней. Наконец он убрал стетоскоп в чемоданчик и пристально посмотрел на меня. Его худое скуластое лицо покраснело от злости.

– Могу я узнать, зачем вы затеяли этот спектакль?

– Спектакль? – переспросила я слабым голосом.

Хотя, пожалуй, глупо было продолжать. Доктор Пэйн оказался слишком хорошим врачом.