Барбара Хэмбли - Путешествуя с мёртвыми [litres]

В банях Хейлигештеффан, истинной обители чистоты, людно было даже утром во вторник. Рабочие, студенты, бородатые буржуа, бесстрастно и добросовестно моющиеся в розовых мраморных бадьях под участливым взором мозаичных ангелов, и обычная венская иерархия: герр Старший банщик, просто Старший банщик, Младший банщик и, наконец, гарсон, собирающий полотенца. Эшер посетил парикмахера по соседству, побрился, сменил рубашку и нижнее белье, купленные им по пути из префектуры полиции, затем нанес краткий визит резчику ключей, которого знал еще в 1895-м, после чего почувствовал себя много увереннее. И все же чиновники в ратуше подозрительно косились на его помятый жакет, когда он попросил позволения просмотреть завещания на самые старые поместья в Альтштадте. Времени до наступления сумерек, когда толпы на улицах поредеют, было у него вполне достаточно.

Будучи одновременно шпионом и ученым, Эшер давно понял, что натура человека раскрывается особенно полно, когда внимание его сосредоточено на главном, причем этим главным для большинства является собственность. Самый свежий пример – похороны кузена, состоявшиеся три дня назад. В таких случаях люди совершенно забывают заметать следы. Банковские счета, завещания, копии, договоры на аренду – все это может выдать очень многое тому, кто обладает временем и привычен к архивной пыли.

Эшер начал с самых старых поместий Альтштадта – с этих отягощенных лепниной особняков, чьи фасады в стиле барокко выходили на узкие улочки и были практически недоступны глазу праздного зеваки. Сверяя записи о владении с завещаниями, а завещания со свидетельствами о смерти (и – что еще важнее – свидетельствами о рождении), он постоянно делал пометки в своем блокноте, пока молоденький клерк в очках не обратился к нему:

– Прошу прощения, герр профессор доктор, но мы закрываем.

За окнами уже стояли сумерки, еще часа полтора – и вспыхнут электрические фонари.

Как было условлено, Артемус Холивелл ждал его в кафе «Доницетти». Глава венского отделения был тридцатилетним бородачом в очках, неопрятным и чудовищно тучным. Когда-то они встречались в Лондоне. Холивелл выслушал рассказ Эшера о путешествии, и глаза его за толстыми овальными линзами напоминали зеленые оливки.

– Итак, этот Фаррен думает, что он вампир? – Холивелл наколол кусочек жареного цыпленка на вилку и отправил в розовый, по-девичьи нежный ротик. – Потому-то он вас и заинтересовал?

Эшер кивнул. Фактически так оно и было.

– Нечто подобное вы обнаружите и в Вене, и в Будапеште. В прошлом году я был в горах на востоке страны, и там ходили слухи об одном крестьянине, который умел обращаться в волка. Еще мне рассказывали, что в Черном Бору с вами перестанут общаться, если вы убьете зайца.

Он промокнул губы салфеткой, и у стола немедленно возник и вопросительно склонился бесстрастный Обер.

– Думаю, вы уже догадываетесь, – продолжал толстяк, выждав, пока тот удалится, – что вся эта история дурно пахнет.

По шее Эшера поползли мурашки. Он достаточно долго сотрудничал с Департаментом и знал, что может означать этот бесстрастный тон.

– Э-э?..

– Стритхэм. – Холивелл небрежно взмахнул вилкой. – Кроме шуток. Проклятый дурак! Поднял шум, известил французские власти о смерти этого мальчишки Крамера, как будто мало нам других неприятностей! А французы умыли руки и потребовали от венской полиции отправить вас обратно первым удобным поездом. Я выиграл день, сказав им, что понятия не имею, где вы сейчас находитесь. – Видя, что Эшер готов протестовать, он предостерегающе вскинул руку: – Что бы вы там ни обнаружили сегодня в ратуше, вы это делали без моего ведома.

– Идиот, – равнодушно согласился Эшер, думая уже о другом.

Время близилось к восьми. На улицах было еще людно, то есть по меньшей мере до десяти он может чувствовать себя в относительной безопасности. Вампиры начинают охоту позже.

– И все же, – сказал Холивелл, – что вас сегодня заинтересовало в ратуше?

Эшер поколебался и тихо ответил:

– Вампиры.

Лохматые брови Холивелла вздернулись.

– Здесь в них еще верят?

Глава венского отделения снова взмахнул вилкой:

– В основном цыгане. Официант в моем кафе клялся, что видел вампира на старой башне, примыкающей к дому на Биберштрассе, – когда-то она была частью городской стены. – Холивелл покачал головой. – «Мое кафе…» Я уже начинаю говорить как настоящий житель Вены. В один прекрасный день я скажу: «Мой ресторан». В Англии так можно говорить лишь о клубе.

– Не знаю… – Эшер лениво оглядел дубовые панели, мягкое мерцание газовых рожков, ощутил легкий всепроникающий запах угольной гари и почесал кончик уса. – Здешние кафе в самом деле напоминают вам лондонские клубы?

– Черта с два! – Холивелл расправлялся с жареным цыпленком, как хирург. – В члены клуба принимают голосованием. А сюда может зайти кто угодно. – Он бросил взгляд на шумную компанию субалтерн-офицеров в небесно-голубых уланских мундирах. – Вино ужасное, и я уже думаю: еще один вальс, еще одна оперетта, еще один концерт Моцарта – и я начну подбивать турок на новое вторжение, причем сделаю все, чтобы оно увенчалось успехом. Фаррен бывал раньше в Вене?

– Не берусь утверждать, – сказал Эшер. – Возможно, под чужим именем. Думаю, он должен скрываться сейчас в каком-нибудь старом доме, окруженном легендами, суеверным страхом, сплетнями…

Холивелл кивнул, задумался. Тут же вернулся Обер и с ним герр Обер. Первый убрал со стола, второй осведомился о десерте, причем с таким видом, словно боялся, что посетители могут в любой момент лишиться чувств от голода. Холивелл дал восхитившие герра Обера подробнейшие объяснения, каким должен быть десерт, после чего, подождав, когда оба официанта удалятся, снова повернулся к Эшеру:

– Я слышал, японцы проделали нечто подобное в китайской войне: устроили штаб-квартиру в пекинском доме с такой же недоброй славой.

– Я там был, – кивнул Эшер. – Да, именно так они и сделали. И поддерживали эту недобрую славу разными трюками в духе парижской оперы. Но здесь это сделать сложнее…

– Не сложнее, чем вы думаете.

Тут в дверях возникла небольшая суматоха: сверкая золотым шитьем, вошли два бравых офицера, каждый под ручку с ярко одетой девицей. Прочие субалтерны встретили их приветственным ревом. Эшер заметил, как Холивелл, оценивая обстановку, скосил в сторону вошедших выпуклый глаз. Не совсем обычная реакция для увлеченного яствами гурмана.

Взгляд его снова вернулся к Эшеру.

– Многие крестьяне – чехи, венгры, румыны и прочие – до сих пор живут представлениями семнадцатого столетия. Для них нет разницы, кто их покарает, если они вторгнутся в большой старый замок: его владелец, барон, или же нечистая сила. А вот горожане – те, конечно же, любопытнее…