Борис Сапожников - Noir

Из кабака на углу Орудийной и Кота-рыболова я позвонил Дюрану и согласовал с ним план действий. Время было дорого, а потому я решил не тратить его на визит в Надзорную коллегию. Да и не договариваются о таких вещах в государственных учреждениях. Мне ведь нужна была помощь знакомцев Дюрана из «Беззаботного города», а их имена лучше в принципе не произносить в местах вроде здания Надзорной коллегии. Мало ли кто может услышать.

Дюран не мог сам участвовать в этом деле, а вот на стоящего по другую сторону закона Бовуа никакие правила не распространялись.

Когда допрос слуги был завершён и офицер полиции увёл его в машину, я отказался ехать с ними. Пускай сами возятся с этим типом. Во время допроса я продемонстрировал слуге несколько фотокарточек Полин Дюссо. Увидев их, тот окончательно «поплыл» и принялся признаваться. Слова лились из него рекой, не заткнёшь, и офицер кивнул ажанам, чтобы взяли слугу и тащили в машину. Признаваться будет уже под протокол в участке.

— У меня ещё остались тут кое-какие дела, — объяснил я причину своего отказа. — Копию протокола допроса отправьте мне, пожалуйста, на адрес конторы. — Я передал офицеру свою визитную карточку. — Это не совсем то дело, которым я занимаюсь, но, может быть, информация будет полезна мне в расследовании.

— Конечно, — кивнул офицер, следя за тем, как ажан-полуорк усаживает в машину слугу, а второй ажан опечатывает дверь коттеджа. Теперь переполоха в спокойном квартале уж точно не избежать. И это ещё никто не знает о том, что сотворил Бовуа со своими бойцами на втором выезде.

Мне оставалось только посочувствовать офицеру, ведь у него скоро будет очень много работы и очень злое начальство. Я же отправился на встречу с хунганом. Дюран сообщил мне место, где Бовуа будет ждать меня вместе с дочерью Равашоля. При условии, что хунгану и его людям удалось перехватить её.

Знакомый длинный лимузин стоял припаркованный в нескольких улицах от квартала коттеджной застройки. Я постучал в стекло, и Бовуа кивнул мне изнутри, чтобы забирался — двери «Ломе-де-Ламота» были открыты. Когда я кривясь от проснувшейся в ноге боли уселся на большом заднем сидении, напоминавшем роскошный диван, Бовуа продолжал развлекать девочку лет десяти-двенадцати, переплетая длинные пальцы с чёрным шнурком в замысловатой «кошачьей колыбели». Девочка, хотя и выглядела напуганной, однако уже почти улыбалась его ловким трюкам. Правда, увидев меня, вжалась в сидение. Видимо, незнакомцы не вызывали у неё приязни, и тут её не в чем было винить.

— Мари, — сказал я как можно спокойнее, — я друг твоего отца. Он попросил нас с товарищами, — другого определения для Бовуа и сидящего за рулём лимузина Лобенака у меня не нашлось, — забрать тебя и привезти к нему.

— Нет, — тихо-тихо, так что мне едва не пришлось переспрашивать, произнесла Мари, — не надо было.

Я не успел спросить почему, она опередила меня с ответом.

— Ненавижу его! Ненавижу! Он всё портит! Из-за него умерла мама. Из-за него тёте Аннет сделали плохо! Всё он виноват — он! Он! Он! Ненавижу!

И, конечно же, разревелась. Дело, наверное, не только в ненависти к отцу, но и в том, что она была всего лишь маленькой девочкой — разменной монетой в игре весьма скверных людей. Ей страшно и одиноко. Её забрали из семьи, привезли святые знают куда, держали взаперти, а потом… Даже не знаю, как она восприняла перестрелку, убитых людей и лужи крови на асфальте. Хотя, может, Бовуа что-то сделал с ней, чтобы эта картинка навсегда стёрлась из её памяти. Я ведь почувствовал толчок магии, когда садился в автомобиль — хунган не просто крутил в пальцах «кошачью колыбель», он добавлял к простым движениям малую толику своего искусства. И делал это так аккуратно, что девочка ничего не почувствовала, да и я ощутил лишь потому, что был тренирован особым образом, чтобы чуять подобные вещи.

Когда Мари успокоилась, Бовуа жестом фокусника, достающего кролика из шляпы, вынул из рукава балахона платок и протянул ей.

— Мадемуазель, вам не пристало выглядеть так, — произнёс он. — Постарайтесь привести себя в порядок к вашей встрече с отцом.

— Но я… — всхлипнула Мари, — …я не хочу… к нему.

Однако начала вытирать глаза и нос платком, а когда тот промок, вернула его Бовуа. Хунган спрятал платок в рукав, а из второго вынул новый и протянул Мари.

— Дайте ему шанс, мадемуазель, — сказал хунган. — Он любит вас, поверьте, и всей душой желает быть с вами. Ему через многое пришлось пройти, чтобы вернуть вас. Не дайте его жертве стать бессмысленной.

Он говорил с ней, как со взрослой, и это оказало своё влияние. Я никогда не умел ладить с детьми, признаюсь, вообще старался держаться от них подальше. А вот Бовуа сразу нашёл подход к Мари, и дело не только в его фокусах с «кошачьей колыбелью», он просто был серьёзен и не говорил ей банальностей. Ну, примерно то, с чего начал я, стоило мне только сесть в лимузин.

— Куда едем? — обернулся ко мне Лобенак.

— Пока вперёд до первого телефона-автомата, а потом я скажу куда.

У уличного телефона я выбрался из «Ломе де Ламота», сунул в аппарат несколько монет, чтобы хватило на разговор подольше, и набрал номер, оставленный мне Дюраном. Именно по нему мне следовало позвонить, когда дело завершится тем или иным образом.

— У аппарата, — раздался на той стороне провода голос, совершенно неузнаваемый из-за шипения и треска в трубке.

— Она со мной, — произнёс я в ответ.

В ответ Дюран назвал мне адрес апартаментов «У старого порта», занимавших несколько этажей в громадном здании бывшего портового управления. Когда военную и гражданскую гавани перенесли, дом в пять десятков этажей, прежде населённый чиновниками и таможенниками, оказался никому не нужен. Однако обветшать ему не дали многочисленные арендаторы, быстро занявшие опустевшие кабинеты и перестроившие внутренние помещения под свои нужды. Нашлось место и вполне приличным апартаментам.

Лобенак подъехал к входу в здание за пять минут до названного Дюраном времени. Пока мы катили по улицам, Бовуа сумел успокоить Мари, и я был почти уверен, что девочка не вырвется и не сбежит, как только мы выйдем из лимузина. Тем более что раненная нога давала о себе знать всё сильнее, и догнать её у меня не было никаких шансов.

— Мадемуазель, — предложил я Мари руку, помогая выбраться из автомобиля. Она даже улыбнулась мне, хотя до обаяния Бовуа мне было далеко. — Через пять минут вы встретитесь с отцом. Надеюсь, встреча вас не разочарует.

Я понял, что девочке снова стало страшно. Видимо, прежние встречи с Равашолем проходили далеко не приятно для неё. Оно и понятно, ведь Мари была заложницей, а анархист при встрече с ней всякий раз старался не показывать своего страха перед теми, кто держал девочку у себя. Так что их, без сомнения, короткие свидания были весьма натянутыми. Хотел бы, чтобы нынешняя прошла иначе.