Милана Шторм - Немая и Туз [litres]

– Кто еще знает? – Его хриплый голос разрывал барабанные перепонки Сиэллы.

– Никто, – ответил Крис, и Силь услышала в его голосе страх.

– Врешь, – отчеканил Тинклер, отпуская ее руки. – Ты не мог провернуть это один. Кто. Еще. Знает?

– Мой напарник.

– Отлично! Тогда передай ему то, что я сейчас скажу. Если кто-то из вас проболтается о том, что произошло на самом деле, я устрою вам такую веселую жизнь, что твои нынешние проблемы покажутся тебе мелкими неприятностями. Ты меня понял?

– Тинклер, послушай…

– Прочь. Прочь, пока я тебя не убил! – прорычал Нейтан.

И в тот момент, когда шаги Криса стихли в коридоре, разум Сиэллы не выдержал и покинул ее, подарив блаженное забытье.

Она была во тьме. Тонула в черной смоле. Всплывала на миг, делала глоток воздуха и снова тонула. Чьи-то пальцы с острыми ногтями впивались в ее тело и тянули вниз, в бездну, заполненную чернотой.

Сиэлла отбивалась. Всплывала. Делала глоток воздуха. И снова тонула.

И снова.

И снова.

Казалось, это продолжается вечность. Казалось, так будет всегда. Она обречена на это с самого своего рождения. Вот она, расплата.

В один прекрасный момент тьма хлынула ей в рот, Силь захлебнулась и, закашлявшись, пришла в себя.

Был день. А потолок – белый, украшенный лепниной – чуть не упал на Сиэллу, когда она резко открыла глаза. Не шевелясь, боясь даже скосить глаза, Силь смотрела в потолок и пыталась понять хоть что-то.

Она прекрасно помнила, что упала в обморок, когда Крис оставил ее на растерзание Тинклеру. Дальше была только тьма, но предшествующие тьме события Сиэлла помнила очень ясно.

Она жива. И она не в доме на улице Синих Ветров. Там потолок не был украшен лепниной.

Сиэлла медленно подняла руку, вяло удивившись тому, что ее даже не связали. Аккуратно повернула голову к окну. На Омиршу ласково лились холодные солнечные лучи. Она не видела улицы, а значит, эта комната, скорее всего, находилась на втором этаже.

Неторопливо, боясь, что голова снова закружится, Сиэлла села на кровати и огляделась. Гостевая спальня, не иначе. Мягкий ковер, прикроватный столик из красного дерева, платяной шкаф из него же… зеркало в золоченой раме.

Взглянув в него, Сиэлла сначала усмехнулась привычному видению, а потом поняла, что в этот раз кое-что изменилось.

Медленно встав с кровати, она, пошатываясь, подошла к зеркалу, не сводя взгляда со своего отражения.

Нет, ей действительно не показалось.

Видимо, осколки зеркала, на которое она упала, распороли ей щеку, а судя по шву – рана была глубокой. И рваной. Шевелить губами было больно. Открывать рот – еще больнее, да и шов так и норовил разойтись.

Вот и сбылось. Теперь она не просто падшая женщина.

Теперь она – падшая женщина с изуродованным лицом.

Сиэлла опустила взгляд вниз. Ночная сорочка из нежнейшего шелка облегала фигуру. Дорогая вещь. Впрочем, все вокруг Силь было дорогим.

Открыв шкаф, она обнаружила, что он пуст. Даже халата не было.

Вздохнув, она вернулась к зеркалу. Осколки порезали не только ее лицо. На руках тоже были порезы, а приподняв подол, она обнаружила раны и на бедрах.

Десять тысяч золотянок. Тинклер все-таки отдал за нее деньги. Купил.

Купил порченый товар. Во всех отношениях.

Сморгнув очередную порцию слез, Силь вернулась в постель. Она не хотела думать, что будет дальше. Она хотела уснуть и больше никогда не просыпаться.

Но уснуть ей не дали.

Дверь открылась, и в комнату вошла молодая женщина. Скорее всего, она была ровесницей Элис. Ее темно-русые волосы были заплетены в косу и лежали на голове короной, платье темно-бордового цвета облегало тонкую фигуру, а глаза…

Глаза были злыми.

В руках незнакомка держала поднос, на котором стояла неглубокая чаша с какой-то жидкой мазью, стакан с чем-то горячим и лежало несколько белоснежных тряпиц.

– Очнулась? – Ее голос был звонким, будто идеально натянутая струна, и одновременно глубоким.

Силь коротко кивнула, кутаясь в одеяло. Она не знала, чего ей ждать.

Женщина поставила поднос на столик и повернулась к Сиэлле.

– Убирай одеяло, осмотрю, – приказала она.

Силь подчинилась. Ей совсем не хотелось перечить.

Бесцеремонно подняв подол сорочки, женщина быстро осмотрела раны от осколков на теле Силь и намазала их жидкостью из чаши, а потом аккуратно, но крепко сжала подбородок Сиэллы, поворачивая ее лицо израненной стороной к себе.

Недовольно цыкнула.

– Как можно было так разорвать себе лицо? – пробурчала она, касаясь тряпицей раны. – Шрам останется на всю жизнь, сразу предупреждаю.

А Силь опять подумала о том, что Нейтан отдал слишком большие деньги за сломанную куклу, которой она себя чувствовала.

Она хотела открыть рот и спросить, что ее ждет дальше, но женщина не дала ей это сделать.

– Не вздумай, если хочешь, чтобы остался только шрам! Шов разойдется, дура! Молчать умеешь?

Силь опять почувствовала, как слезы жгут глаза. Она кивнула и опустила взгляд.

– Упиваешься жалостью к себе? – хмыкнула женщина, отпуская ее подбородок. – Жалкой дуре только жалостью и упиваться. Пей. – Она сунула ей под нос стакан с горячим напитком, похожим на травяной чай.

Силь послушно сделала глоток, стараясь сморгнуть нежеланные капли на глазах.

Слова «жалкая дура» ее обидели.

Заставив Сиэллу выпить содержимое стакана до дна, женщина взяла поднос и пошла к выходу. Остановившись у двери, она обернулась и одарила Сиэллу легкой улыбкой.

– Ложись. В стакане было снотворное. Врач сказал, что у тебя нервное истощение и тебе нужен сон. Меня зовут Лейни. Я приду к тебе вечером, когда ты проснешься.

Силь удивленно посмотрела на нее. Эта женщина то ведет себя так, будто готова выцарапать ей глаза, то смотрит так… по-доброму.

Но не успела Сиэлла улыбнуться в ответ, как Лейни добавила:

– А может, приду и не я.

И она ушла, оставив Силь в совершенно растрепанных чувствах. Снотворное подействовало быстро, и уже спустя несколько минут Сиэлла вновь тонула в бездонной тьме.

Когда она открыла глаза в следующий раз, в комнате было темно. Слева шел свет от свечи, но Сиэлла не хотела поворачивать голову.

Не шевелиться.

Не дышать.

В голове царила пустота и безразличие. Зачем она проснулась? Почему до сих пор жива? Почему бы ей просто не закрыть глаза навсегда?

Она не найдет покоя в жизни. Она сама виновата. Никто другой. Она.

Если бы она умерила свой эгоизм и вышла замуж за Тинклера, Элдж не пошел бы играть.

Он был бы жив.

Если бы она не поддалась странной прихоти и не пошла гулять в ту ночь, не встретила бы Криса и Эрика.

Если бы она не притворилась немой, не стала бы служанкой в доме Винтспиров.

Если бы она была терпеливой и не села за рояль, то и Крис бы ее, возможно, не раскрыл.