Глен Кук - Седая оловянная печаль. Зловещие латунные тени. Ночи кровавого железа

— Ты ужасно напугал меня, Гаррет. Что ты здесь делаешь? — прижав руку к сердцу и задыхаясь, спросила она.

Прямо признаться было неловко, и я уклончиво ответил:

— Я ведь говорил, что зайду. Я и пришел, постучался, но ты не отворила. Тогда я заволновался, все ли в порядке, взломал замок и вошел. Ты была такая бледная… Прости, я только коснулся твоего плеча, я вовсе не хотел тебя испугать.

Достаточно ли искренне звучали мои слова? По-моему, да.

Я играл эдакого чистосердечного парнишку — и небезуспешно: уроки Морли не пропали зря. Она немного расслабилась и придвинулась ближе.

— Бог мой, надеюсь, мой визг не перебудил весь дом.

Я еще поизвинялся, а затем — это казалось совершенно естественным — приобнял Дженнифер за плечи, чтоб ей было уютней. Через минуту-другую Дженни почти перестала дрожать и спросила голоском маленькой девочки:

— А теперь ты меня изнасилуешь?

Ну и ну, удружила, лучше не придумаешь. Я разразился хохотом. Напряжения как не бывало, я даже слишком разошелся, пришлось взять себя в руки.

— Я сказала что-нибудь смешное? — Мой смех задел Дженнифер.

— Нет, Дженни дорогая, нет. Я не над тобой смеюсь — над собой, честное слово, над собой. Я не собираюсь тебя насиловать. Я дико устал. По правде говоря, я в таком состоянии, что не способен изнасиловать даже бурундучка. Меня сначала подожгли, потом трахнули по башке, а потом избили до полусмерти. У меня все болит, и я чертовски расстроен из-за Чейна. Сейчас мне ничего не надо, тем более кого-то насиловать. Просто хочется побыть рядом с женщиной — чтобы мы могли утешить и успокоить друг друга.

Я разливался соловьем. Учитесь. Ставлю восемь против пяти, что таким манером можно уломать любую, самую непорочную девственницу, уговорить ее пригреть и утешить вас. Это несложно: прикиньтесь безобидным, беспомощным, простодушным, жаждущим материнской ласки — и готово дело.

Слово за слово… Я вел свою партию безукоризненно, а ведь ничего не планировал, все на вдохновении. Через пятнадцать минут мы очутились в постели. Еще через пятнадцать минут мне пришлось напомнить себе, что я безобидный, беспомощный и ищу только поддержки.

А славно все-таки просто полежать с кем-то рядом, особенно если до этого вас били, обижали и вообще травили, как волки травят хромую лисицу. Но, лежа рядом с такой девушкой, недолго и позабыть обо всей этой мясорубке.

Мы пошептались — в основном о вполне невинных вещах, но… Почему-то она не могла лежать спокойно, вертелась как юла. Я же теперь чувствовал себя относительно свободно. Вот Дженни шевельнулась, нащупала что-то, вздрогнула:

— Это то самое и есть — о чем я думаю?

Намек понятен.

— Да, прости ради бога, ничего не могу с собой поделать. Наверное, мне лучше уйти.

Разумеется, я не собирался уходить. Нет, от Гаррета вам этого не дождаться.

— Не верю. Нет, это невозможно.

Почему невозможно? Обидно, ей-богу.

На некоторое время все картины, бури, раны и болячки вылетели у меня из головы. Спали только урывками: почти всю ночь мы раздвигали границы возможного.

Тем не менее утром я возненавидел лишь свое бренное тело. Я ощущал себя столетним старцем, но голова была ясная — не считая простуды. Я поцеловал Дженни в лобик, в носик и в подбородок и только потом заторопился к себе — пока не проснулись домочадцы.

Уэйн и Кид не покинули свой пост, хотя Кид клевал носом, а Уэйн — тот просто растянулся на бортике фонтана и громко храпел. Кухарка сердито гремела посудой и бранилась, даже с четвертого этажа я слышал ее голос. Интересно, чего она разошлась? Ничего, скоро узнаем, что стряслось с этим оплотом сдержанности и стоицизма.

Поднявшись наверх, я, прежде чем углубиться в свой коридор, взглянул на балкон напротив. Блондинка пристально смотрела на меня. Я нерешительно махнул рукой, она не ответила. «О господи, начинается выяснение отношений», — простонал я и направился к двери.

Сперва я подумал, что белокурая красотка опередила меня, но потом понял, что передо мной портрет. Это было так странно и жутко, что я повернул картину изображением к стене.

— Хорошо провел время?

Морли развалился в огромном кресле. Похоже, он только проснулся.

— Потрясно.

— То-то, смотрю, рожа у тебя довольная, прямо лоснится. Ступай умойся, скоро завтрак.

Ему что, не терпится отведать кухаркиной стряпни?

— Я, пожалуй, пропущу завтрак. Лучше сосну немного.

— Ты на работе, Гаррет. Ты не имеешь права укладываться спать, когда пожелает твоя левая нога.

— Вот почему хорошо, когда ты сам себе хозяин.

Но Морли прав. Он даже не догадывается, насколько прав. Я, конечно, могу завалиться поспать часок-другой, но, если кого-нибудь за это время убьют, он много лет будет являться ко мне в страшных снах.

— Согласен, пошли.

Теперь Морли выглядел самодовольным и торжествующим. Мерзавец, знал, чем меня взять. Я прошел в туалетную и побрызгал в лицо водой. Морли торчал на пороге.

— Пойду-ка я поскорей навещу кухарку, — заявил он, — а то ты всех баб перещупаешь, а я останусь с носом.

— Опять не повезло, дружок. Кухарку я уже давно покорил.

Морли недоверчиво фыркнул.

— Пришлось поспешить. Я знал, что ты на нее накинешься, как мотылек на огонек. — Я вытер лицо. — Но с другой стороны, не хочу становиться тебе поперек дороги, мешать счастью друга. Она как раз в твоем вкусе. Только чур шафером буду я.

— Не изощряйся. Я не дерусь с безоружными.

— Угу.

— Это диета твоя сказывается. Надо потолковать с кухаркой. Правильное питание — вот путь к спасению генерала, а вовсе не легионы врачей и ведьм.

— Ты приготовился защищаться?

— Чего?

— Последнее предупреждение, приятель. Вижу, ты опять завел старую песню — о мясе, сельдерее и вареных сорняках.

— Вареных сорняках? Да ты хоть раз заплатил за жратву в моем ресторане из собственного кармана?

Я так устал, что забыл, как Морли умеет изображать праведное возмущение, и допустил грубейшую ошибку, честно ответив:

— Зачем? Если можно не платить…

— Ага, жрешь задарма и еще жалуешься! А знаешь ли ты, чего стоит эти сорняки собрать? Это редкие дикорастущие травы, их на продажу не выращивают, это не то что всякий мусор, который пережуют и в рот тебе положат.

Морли разошелся не на шутку, искренность так и перла из него, но я не поверил до конца. Цены в его ресторане действительно не низкие, но это, наверное, для рекламы. Просто надо убедить посетителей, что продукты и готовка здесь — высший класс.

— Замнем, Морли, не время сейчас для серьезных споров. — Я примирительно поднял руку. — Пошли поглядим, чем нас отравят сегодня.

— Выбирай выражения, Гаррет. Черт с тобой, пошли.

Лет сто назад кухарка сготовила завтрак на сто человек и с тех пор только разогревала его. Сегодня, во всяком случае, она подала то же жирное мясо с подливкой, лепешки и все такое — пища настолько тяжелая, что могла бы потопить и корабль. Настоящий деревенский завтрак. Бедняжка Морли — как он мучился!