Юрий Саенков - Унэлдок

Он быстро пожал Сомову руку, развернулся и, не дожидаясь ответа, зашагал по коридору, опустив голову и засунув руки в карманы безупречно отглаженных брюк.

Майор Каша был в самом прекрасном расположении духа, разве что целоваться не лез.

— Всё! Уж теперь из егерька этого всё выжмем, до последней капельки! Машинку настроим на самый честный. Чтобы от каждой его враки у него из пердака дымок колечками шёл!

Он цепко ухватил Сомова за рукав и тянул его в сторону своего тесного кабинетика, расположенного здесь же, на втором этаже. Чертыхаясь, Каша некоторое время шарил по карманам в поиске магнитного ключа, наконец, открыл дверь и едва ли не силой затолкал Сомова внутрь.

— Сейчас, сейчас! У меня тут где-то была настойка сибирская. Мёд, а не настойка!

Он полез в шкаф, приглушённо звякнул стеклом и вернулся с узкой, вытянутой, как артиллерийский снаряд, бутылкой, на две трети заполненной мутным бледно-жёлтым содержимым.

— Я не пью! — запротестовал Сомов.

— Я, я пью! — Каша поставил бутылку на стол, извлёк из выдвижного ящика гранёную стопку и отточенным движением наполнил её до краёв. — За тебя, Сом!

В этот момент в кармане майора запиликал телефон. Каша раздражённо крякнул, быстро выплеснул настойку в широко раскрытый рот, шумно проглотил, занюхал рукавом и только потом достал трубку и с недовольным видом поднёс её к уху. Но тут же лицо его переменилось, а сам он, как пружина, выпрямился «смирно», прищёлкнув каблуками.

— Да! Так точно! У меня в кабинете! Есть!

Сунув телефон в карман, он загадочно посмотрел на Сомова.

— Бурцев звонил. Просил… В общем, никуда не уходи, здесь сиди.

— Он что-то сказал конкретное?

— Нет.

Каша быстро убрал стопку в стол, бутылку в шкаф, придирчиво осмотрел кабинет и повернулся к Сомову:

— Мне пора. Надо срочно заниматься нашим егерем. А ты жди.

— Чего ждать-то? — крикнул Сомов в закрывающуюся дверь, но ответа не получил.

«Да понятно, дежурный из ЦИБа уже доложил…» — сокрушённо подумал он, опускаясь на стул.

Глупо было рассчитывать на то, что его попытка ознакомиться с делом Насти останется незамеченной. Но он никак не ожидал, что генерал отреагирует так быстро. И всё-таки он был уверен, что ему пока ничего не грозит. Не для того Бурцев вернул ему звание и должность. И пока ладожский невидимка не пойман, генерал не станет применять к нему слишком строгих мер. В худшем случае вынесет выговор и лишит премии. Но это Сомова совершенно не беспокоило.

Он ждал своей участи, разглядывая стоящую на столе майора необычную фигурку, выполненную в стиле «жиру» явно по индивидуальному заказу. Фигурка изображала немолодого мужчину с карикатурно-уродливым лицом и колючим взглядом чёрных, глубоко посаженых глаз. Голову мужчины венчал колпак, напоминающий лыжную шапку «петушок» с завалившимся набок «гребнем», а в его ногах стояла огромная корзина, в которой скалилась отрубленная голова. Выдавленная на подставке надпись гласила: Charles-Henri Sanson 1739–1806.

Несколько лет назад, впервые увидев эту статуэтку, Сомов поинтересовался у Каши, что всё это значит? Тот театрально оскорбился: «Как! Ты не знаешь, кто это?!» И тут же с воодушевлением, демонстрируя весьма глубокие исторические познания, поведал о самой известной французской династии палачей.

В палаческом ремесле Сансонов Кашу восхищала верность своему делу без оглядок на звания и политическую ситуацию в стране. Когда некто Робер-Франсуа Дамьен покусился на жизнь Людовика XV, Шарль-Анри Сансон вместе со своим дядей Николя четвертовал преступника. Когда шевалье де Ла Барр выступил против духовенства и религии, осквернив распятие и распевая богопротивные песни, Сансон саблей отрубил тому голову, после чего тело богохульника было сожжено. Когда революция одержала победу над монархией, всё тот же Шарль-Анри обезглавил короля Людовика XVI, а его сын казнил королеву Марию-Антуанетту. Не избежали гильотины Сансонов и сами республиканцы. Среди «клиентов» палачей оказалась и жирондистка Шарлотта Корде, убившая Марата, и перегрызшиеся между собой якобинцы: Эбер, Данто́н и Демулен, Сен-Жюст и сам Робеспьер.

— Ты только подумай! — восхищался Каша. — Какое чистое служение своему делу! Короли, преступники, богохульники, революционеры — люди разных сословий, политических и религиозных взглядов! И все они не избежали встречи с палачом, единственным, кому нечего стыдиться. Единственным, кто не пытался чего-то изменить в окружающем его мироустройстве, не лез в чужие разборки, а просто выполнял свою работу!

Сомов выслушал Кашу с глубоким интересом, но восторгов камерада не разделял.

— Отрубал головы и не лез в чужие разборки?

— Да! Просто делал свою работу! Потому что, если не он, то кто? Тихий и незаметный, он при этом оказался опосредованным участником всех самых великий свершений своего времени! Как мы!

Дверь без стука открылась, и в кабинет с лицом оскорблённой старлетки вошёл Милослав. Солнечные лучи, бьющие прямо в окно, с жадностью набросились на золото его эполетов, пуговиц и аксельбанта. Весь этот «ун декор мажести́к» вспыхнул, словно до гордеца-адъютанта наконец-то добралось адское пламя.

Но в преисподнюю он не провалился. Когда ослеплённый его блеском Сомов, картинно прикрывший лицо ладонью, убрал руку, юный грациозно-стройный мусселин всё так же невозмутимо стоял у входа.

— Господин капитан, у меня для вас важное донесение, — бесцветным голосом произнёс он.

— Да ты что?! — не пытался скрыть своей неприязни Сомов. — Ну так доноси!

Адъютант прошёл к столу и протянул Сомову конверт, запечатанный личной печатью генерала Бурцева.

Сомов сломал печать и извлёк из конверта голубоватый листок бумаги верже. На листе было коротко написано:

«Жду тебя на ботике «Каприз». Немедленно! Настя жива.

P.S. Записку уничтожь!»

Новый день зацепил сверкающим крюком день вчерашний, а с ним и все прочие дни Славкиной жизни. Зацепил и поволок за собой, оставляя после себя свежую бороздку-колею. Ту самую, в которую если встрять, то, по словам Дядька, дальше всё пойдёт-поедет, как будто так и надо.

Каждый новый день давался Славке легче предыдущего. Поубавилось серой паутины в душе, углубилась колея.

С утра до вечера он и Дядёк постоянно были чем-нибудь заняты: косили, подметали, чистили, мыли, подкрашивали, подрезали, выравнивали, копали, приносили и уносили. Работа была несложная и во многом привычная: круглое — катай, плоское — таскай.