Анна Калина - Его любимая Кошка [СИ]

— Если тронет ещё раз — покалечу его, — заявил безопасник, глядя мне в глаза, — любого покалечу. Поняла?

И я растерянно кивнула, глядя на Файса со смесью страха и удивления. Было стыдно за те чувства, что поднимались в душе. Восхищение? Скорее всего, это было оно и ещё… ещё что-то, что я очень боялась назвать и осмыслить. Файс стоял так близко, что казалось готов снова обнять. Как тогда в переулке, потом в моей спальне. Неужели я хотела этого? Сама не знала, что творилось в душе, но взгляд от синих, бездонных глаз я так и не отвела. А Файс продолжал нависать, рука его потянулась к моей щеке, убирая прядь, выбившуюся из причёски.

— Ави, я устал прятаться, — прозвучал голос Нила со стороны фонтана, — ты проиграла!

И наваждение спало, заставив сделать шаг назад от Файса. Что я творю? Безумие какое-то…

— Простите, — шепнула я, — принц там в саду совсем один. Я пойду.

И я пошла. Игнорируя Руфуса, что-то бормотавшего рядом. Главное было не оборачиваться туда, где остался стоять лорд Файс, скрытый тенью деревьев и куста жасмина. А в душе плескалась странная смесь волнения, страха и возбуждения… Причиной которого был невозмутимый, будто скала, лорд Файс.

Колеса кареты со скрипом катились по мостовой, покачивался экипаж, стучали копытами лошади. Говорят, учёные уже раздумывают о возможности увеличить количество мест в автомобилях. Но пока в авто умещалось всего два человека, а в привычную повозку, запряженную лошадьми, влезло четверо девиц средней комплекции. Императорская чета ехала в другой повозке, процессию замыкали две коляски со стражей. Стражники оцепили дорогу до оперного театра. Было чувство, что у нас не выход в свет, а партизанская вылазка.

В повозке было душно, весеннее солнце прицельным огнем бомбардировало чёрные крыши экипажей, раскаляя их докрасна, и, пускай уже наступил вечер, духота не исчезла. А ещё приторно пало духами Катриэллы, отчего меня так и тянуло высунуть голову в окно. Мы все нарядились по случаю театральной вылазки, но Кати опять решила затмить всех и вся. Одно то, что её с трудом затолкнули в повозку, говорило о многом… точнее, о многих юбках и оборках, которыми была обмотана леди Зьонге.

Лили тоже вырядилась, но соблюла меру в декоре и аксессуарах, и её голова не заваливалась набок под весом шляпки и массивных брильянтовых серёжек, как у Кати. Я осталась верна себе в минимализме. Вечернее платье не обязательно должно сверкать и переливаться, достаточно сдержанного блеска и минимальных украшений. Кати и Лили были одеты в светлые наряды, одна — в цвета слоновой кости, другая — в выбеленный розовый.

Фари отдала предпочтение лиловой, приглушённой и высветленной, гамме наряда. Гладкий корсет, открытые плечи, юбка в меру пышная. На мне был наряд небесно-голубого цвета, тоже, согласно последним веяниям моды, открывающий плечи и декольте. Юбка была двухслойной, нижний слой был из голубого атласа, верхний из полупрозрачной органзы. Все складки аккуратно разложены, сколоты и уложены сзади красивым шлейфом. Этот фасон был сейчас неимоверно популярен, и господин Харди самозабвенно экспериментировал с тканями и декором.

— Похоже, у него паранойя, — вздохнула Фари, поправляя шторку на окне кареты.

— У кого? — нахмурилась я.

Попытка вчитаться в либретто предстоящего спектакля не увенчалась успехом. Освещение в карете было скверным, повозку постоянно подбрасывало, и нас вместе с ней. За окном уже смеркалось и скоро должны были зажечь фонари. После трёх тщетных попыток чтения у меня пошла кругом голова.

— У Файса, — кивнула мне Фари, — люди «в штатском» чаще деревьев в кадках вдоль дороги расставлены.

В ответ я только плечами пожала. Его величество Маригор только взошёл на трон и уже много кому успел перейти дорогу своими реформами и новшествами. Почти все старые министры были сняты, во всех ведомствах прошли обширные кадровые перестановки. В стране многие точили зуб на молодого императора, а многие могли попытаться этот самый «зуб» всадить монарху в спину. Увы, порой старания для общего блага и процветания приносят людям врагов столько же, сколько тирания.

— Не думаю, что мы вправе обсуждать чью-то работу, не зная всех подробностей, — всё так же нейтрально пробубнила я и снова уткнулась носом в программку театра.

— Такой мужчина, как лорд Файс, явно знает толк в обороне, — влезла в нашу беседу Кати.

До этого она и Лили о чём-то своем шушукались сидя напротив меня и Фари, но стоило заикнуться о Файсе, как Кати приняла боевую стойку. Не для него ли леди Зьонге так вырядилась? Вон как сверкает! Все сороки империи уже приняли боевую готовность, ожидая выхода Катриэллы из кареты.

— То, что он выглядит, как разбойник с большой дороги, — хихикнула Фари, — ещё не значит, что он делает всё правильно. Это первый выход в свет императора, если не считать коронацию.

Кати открыла было рот, чтобы начать спор, но повозка уже свернула во двор театра, фыркнули лошади, останавливаясь, прекратился скрип колес. Двери в повозку распахнулись, являя нам высокого рыжеволосого мужчину с повязкой на глазу. Ранее я его во дворце не видела.

— Дамы, — мужчина поклонился, — моё имя Дик Стюарт, я провожу вас в императорскую ложу.

Дик Стюарт? Тот самый? Я внимательнее всмотрелась в лицо мужчины, которого лорд Файс назвал своим лучшим другом и нашим единственным свидетелем. Файс прислал мне подробный отчёт о том, что этот человек пережил, и весь день перед балом я пыталась отыскать хоть какие-то зацепки в скудных записях мистера Стюарта.

Одна за одной девушки вышли из повозки, опираясь на руку господина Стюарта. Я вышла последней, зачем-то в десятый раз проверяя вырез платья и заколки на причёске. Подтянула перчатку, сползшую чуть ниже локтя. Почему-то сейчас мне моё платье казалось скучным и неприметным на фоне пёстрых нарядов других девушек. Зря я не взяла у Фари помаду… Хотя кому какое дело? Я же для себя наряд выбирала, а не для всяких там… бородатых.

— Ты просто конфетка, — промурлыкал Руфус, возникая на сидении в карете, — все вокруг подавятся слюной. А Файс всем оторвёт руки…

— Брысь, — шикнула я на джинна, чувствуя, как заливает краской лицо.

Руфус недовольно фыркнул и растаял. Нужно было быть законченной дурой, чтобы не понимать слов Файса, сказанных вчера в парке. Что это было, как не признание? И я бы солгала, если бы сказала, что это внимание не было мне приятным. Это и пугало… Рядом с Эллериком Файсом я совершенно теряла связь с реальностью и переставала контролировать себя, свои эмоции и желания. Только вот нужны ли мне эти эмоции и переживания? Я три года жила спокойно, без страстей и потрясений, по осколкам собирая то, что осталось от моего сердца, растоптанного Инигором.