Ян Валетов - Проклятый. Евангелие от Иуды. Книга 1

«Неужели все? — подумал Филипп, не испытывая ни радости, ни особого возбуждения. — Все оказалось так просто?»

Дело есть дело, еще одно в череде исполненных поручений. Не каждый день приходится убивать королей, но и короли смертны, не так ли? Очень даже смертны. Им только кажется, что они выше остальных, а на самом деле… Все умирают одинаково: и грешники, и праведники, и пейзане, и короли…

Рассмотреть лицо человека с такого расстояния было невозможно, тем более, что привставший в стременах всадник был в шляпе с полями, прикрывающими его не только от ветра и дождя, но и от посторонних взглядов.

Вот он проскакал по дороге, рассекающей пологий холм, вот копыта зашлепали по лужам на самой окраине, и только, когда их с Филиппом разделяли каких-нибудь пятьдесят шагов, стало окончательно понятно, что этот всадник — сэр Вальтер Тирел.

Тирел тоже увидел ожидающего его конного и сбавил ход — черный жеребец под ним тяжело дышал, отфыркивался и скалил зубы. К Филиппу наездник подъехал, уже перейдя на шаг, пытаясь приосаниться в седле и выглядеть этаким бравым воякой, но получалось плохо. Фигура англичанина не вызывала ничего, кроме усмешки.

Хоть сэр Вальтер и был высок, но притом удивительно непропорционален. Длинное туловище поддерживали маленькие кривые ноги, на узких покатых плечах сидела круглая голова, покрытая редкими рыжими волосами. Дополняли портрет Тирела мощные руки, торчащие из плеч, словно чужие, и мелкие заячьи черты лица, которые и запомнить-то было трудно, не то, чтобы описать в случае необходимости. И на этой заячьей мордочке, в противовес попытке выглядеть бесстрашным и грозным богатырем, был написан нешуточный страх. Едва увидев бегающие глаза и дрожащую верхнюю губу, обнажившую неровные желтые резцы, Филипп сразу понял — свершилось.

Если бы Филипп решил задержаться, то мог бы понаблюдать за беготней при дворе в ближайшие недели! Посмотреть, как замечутся королевские братья в попытках подхватить осиротевшую корону, сколько крови еще прольется, пока не будет решен вопрос престолонаследия… А в это время… А в это время произойдет то, ради чего и была затеяна вся игра! Именно за ближайшие несколько недель, во время неизбежной после смерти короля смуты, свою власть и влияние в стране восстановят те, кто эту власть при Рыжем потерял.

Вот и все, пожалуй, подумал Филипп, в планы которого, несмотря на вполне объяснимое любопытство, не входило оставаться в Англии ни на минуту дольше необходимого. Еще несколько дней на заметание следов — и можно пускаться в обратную дорогу. Остальное от меня никак не зависит — сами разберутся. И больше сюда ни ногой! Красивая страна, но в жизни своей не видел такой паршивой погоды!

Всадник был уже в нескольких шагах от него.

Легионер надел на лицо маску легкой заинтересованности, чтобы не выказать неуважение к приезжему, и слегка коснулся пальцами мокрых полей своей шляпы:

— Приветствую вас, сэр Тирел!

— Приветствую! — отозвался наездник, тоже трогая шляпу.

Ни один, ни второй головного убора не снял.

— Надеюсь, что вам не пришлось испытать трудности в дороге? — спросил Филипп, поднимая бровь. — У нас есть время, чтобы выпить вина и побеседовать о делах? Или времени нет?

Сэр Тирел посмотрел на затянутое облаками низкое небо, словно прикидывая расположение солнца за густой, как молоко, занавесью, закрывшей небосвод от горизонта до горизонта. На лице англичанина отразились сомнения, он явно перебирал в уме аргументы: вечер близился, до заката оставалось часа полтора, не более, его жеребец едва дышал…

Филипп буквально чувствовал, как рассудительность сэра Вальтера борется с желанием бежать как можно дальше, причем немедленно. Но бежать в ночь? В одиночестве? Полагаясь на свой меч и обессиленного коня? Это было даже не безрассудно смело, а просто глупо. С таким же успехом можно было бы перерезать себе горло кинжалом, который болтался у Тирела на поясе. Рука англичанина нервно затеребила повод, а мгновение спустя, решившись, он спешился, ухнув по щиколотки в жидкую грязь у коновязи.

— Есть время, господин Рене, — буркнул он, привязывая скакуна. — До утра время есть… Но утром мне хотелось бы быть как можно дальше отсюда.

— Это означает, — спросил Филипп, тоже соскакивая на землю, — что у вас все получилось? Вы все сделали?

Тирел пожал плечами, сверкнув глазами из-под шляпы.

— Естественно, иначе меня бы здесь не было…

— Ну, что ж… Превосходно. Теперь моя очередь выполнять обещания. Корабль ждет, — сказал Филипп. — Все, как договорено.

— Мое золото? — не удержался от вопроса сэр Вальтер, когда они зашагали к крыльцу постоялого двора. — Что на счет денег, месье?

— Часть я привез с собой, — тон ответа был самым что ни на есть успокаивающим — так Филипп мог бы говорить с испуганным ребенком. — Как вы просили — наличными. На все остальное — вручу вам расписку, которую вы предъявите в банкирском доме Барди, в Венеции. Вы можете обменять ее на золото там или у Перуцци во Флоренции. Лишних вопросов вам нигде не зададут.

Они вошли в трапезную — темную, пропахшую дымом очага, кислым пивом и капустой — эту гамму «ароматов» не мог заглушить даже запах вожделенной похлебки из требухи. Но для голодного человека все равно пахло восхитительно!

— Коней накормить, почистить, — приказал сэр Вальтер слуге, который бросился им навстречу, завидев богатую одежду путников. — И смотри у меня!

Среди пейзан, он чувствовал себя в своей тарелке, и здешний люд, хоть небогатый, но привычный к придворным вельможам, наезжавшим в местные чащи на охоту, сразу услышал уверенность в голосе пришлого человека, определил его право приказывать.

По харчевне забегали.

Из кухни выскочил хозяин — дородный, неопрятный, в немыслимо грязной рубахе и руками, по локоть испачканными в крови. Благо, не в человеческой — в бараньей, о чем трактирщик сообщил незамедлительно, добавив, что принялся резать барана немедленно, как завидел господ. Видно было, что хозяин врет так, что даже косить начал, но и Филиппу, и его спутнику на это было плевать.

Хотелось есть и пить.

Еще молодая, но совершенно расплывшаяся непривлекательная служанка бегом принесла кувшин кисловатого вина и миску с наломанным темным хлебом, немного сыроватым, но все равно вкусным, овечьего сыра, полоски вяленой оленины да несколько мелких луковиц, нарезанных кусками. Миски с горячей, как огонь, похлебкой хозяин доставил сам (и удалился, пятясь), но есть ее сразу же было невозможно — жидкость обжигала губы расплавленным оловом. Миски пришлось отставить, несмотря на голод.

Тирел отложил ложку в сторону, плеснул в кружку вина, выпил залпом и снова налил.