Антонина Крейн - Академия Буря [litres с оптимизированными иллюстрациями]

– Он сказал – все верят.

– Не все. Вот доктор Морган, например, смотрит на меня свирепо. Чует конкурента в сердцах студентов. Хм. Кстати, вот и идея!

За дверью воцарилась тишина.

– Мастер Г. - Халла?

Девушка откашлялась и постучалась уже всерьез:

– Мастер Голден-Халла, вы там?

Луч солнца погладил ее по голове: эх, милая…

Ладислава встала и приоткрыла дверь. Коридор уже был пуст.

– Он что, побежал чинить проблемы Белому Доктору? – ужаснулась Найт.

Но нет: честолюбивый Берти побежал вписывать мастера тайн в ряды Дружелюбно Настроенных Персонажей.

Потому что он в конкурентов не верил. Вообще. Только в партнеров. В бесконечные игры и сговоры людей перед лицом той силы, которую Голден-Халла никак не мог познать, но в которой ощущал врага – настоящего своего врага, единственного, каковым ни один человек никогда не мог оказаться. Разве что убийцы – пепловы убийцы всех мастей были агентами злодея, его мелкими сошками – и поэтому Берти стал сыщиком, поэтому он вылавливал их в пруду жизни и брезгливо сдавал в ведра тюрем…

Врагом Голден-Халлы была сама смерть. И только она. А вот с Морганом можно попробовать подружиться!

Часы на Башне Алого Ордена пробили половину восьмого. Сыщик бежал к бильярду.

– Фрэнсис, а здесь есть перила? Вдруг я упаду?

– Не упадешь: я держу. Перила тоже есть, но я надежней. – Близнец с сомнением посмотрел на ржавые, трухой осыпающиеся поручни и покрепче сжал руки Ладиславы.

На глазах у девушки была маска для сна, привезенная из Саусборна: «Военный Университет Саусборна: спи спокойно, кадет!» (С «душевной» надписью, конечно, погорячились, но, когда пошли первые шуточки на эту тему, университетские портнихи уже сшили двести штук и успели раздать всем студентам в честь поступления. Маска была удобная, впрочем. Ладислава носила ее до сих пор, который год.)

– А долго осталось идти?

– Меньше минуты.

Фрэнсис заранее приметил воздушный мостик – горбатый, легкий и длинный, как паучья лапка, – и теперь аккуратно вел по нему подругу.

Перекинутый на высоте седьмого этажа, мост соединял Хромую башню и Башню Сонного Соловья, расположенную далеко в Рассветном крыле. Это был воистину гуттаперчивый мост, и Фрэнсис подозревал, что построен он скорее благодаря магии, чем физике, – иначе б точно проломился в середине.

Признаться, после пыточного спецкурса Винтервиллю очень хотелось отменить свидание и просто лежать, глядя в потолок, радуясь, что тысячи магических игл больше не прошивают тело, а сущность внутри не просит разрушений, но…

«Что бы ни говорила Тисса, влюбленность полезна, – рассудил Фрэнс. – Плюс, дав слабину единожды, я не удержусь от нее завтра. И послезавтра. И вообще. Так я чурбаном каким-то стану».

Поэтому, шустро замазав огромные синяки под глазами кремом, утащенным у сестры, Фрэнсис явился по душу Найт.

Уже давно стемнело. В Рассветном крыле один за другим гасли огни. Оставался свет только в трех местах: классе зельеварения, библиотеке и преподавательской комнате отдыха.

– Сейчас будет красиво, – пообещал Фрэнсис, останавливая Найт и протягивая руки к ее лицу, чтобы снять маску.

– Ух ты!

Глаза и рот госпожа Найт открыла одновременно.

Серединка горбатого моста – он, кстати, назывался Мостом Весеннего Шепота – висела над угодьями Бури, как королевская ложа – над амфитеатром. Идеальный обзор.

Авансценой служил внутренний двор, разделенный на квадраты, цветные, как поля Калландии, долины мельниц. По бокам каменными кулисами стояли башни Рассветного и Полуночного крыла. Дальше, уже за воротами академии, брала разбег поляна, усыпанная светящимися цветами. Передней декорацией был холм с мерцающими зубьями Этерны и мрачной громадой древней обсерватории. Задником – море, нашептывающее, как дурман, издалека. Облака над ним болтались и качались, будто подвешенные на театральные колосники. Луна была софитом.

Или нет: скорее – примой, чей серебряный подол тянулся от горизонта и бросал россыпь искр к подошве холма.

– Это очень красиво, – оценила Найт.

– Ага. Только ты не туда смотришь, – усмехнулся Фрэнсис и, ловко приобняв ее за плечи, аккуратно повернул лицом к Пугливой башне справа по курсу.

От Фрэнсиса пахло миррой, миндалем и слегка ванилью. Морской ветер подбросил парфюм Ладиславе под нос: ознакомься.

Девушка посмотрела, куда указывает близнец.

Пугливая башня – дом библиотеки, зелий и колонны-хребта – вырастала из главного корпуса, как стебель, и днем ничем не отличалась от сестер.

– Но сегодня полная луна, – пояснил Фрэнсис. – И в ее свете все преображается.

И действительно… Вся башенка, как заплатками, была покрыта гербами, невидимыми на солнце. Большие и маленькие, разных форм, воткнутые меж окон и распластавшиеся на пол окружности, они ярко горели. И – более того – двигались, шевелясь в легком колдовском тумане. Ожившая пляска картин.

– Вау!

На гербах были изображены дивные создания. Те же самые, что и на красочном потолке главного холла. Вот единорог бьет копытом. Вот грызген хихикает, тянет в рот рыбеху. Вот шарик-птица-иррин перепрыгивает с ноги на ногу и раздувается, готовясь петь.

Вот…

Ладислава вздрогнула. По спине пробежал холодок, будто острым когтем провели. Герб, вызвавший это чувство, был спрятан далеко внизу, в темном углу башни, где она смыкалась с соседней.

На эмблеме было страшное существо… Монстра изобразили мелкими, злыми штришками: чернильно-черными. У существа были оленьи рога, плоская морда с двумя провалами глаз, острые ветви вместо рук и будто ящериные ноги, выглядывающие из-под драного плаща. Вокруг него плясала в лунном свете какая-то шелуха… Хлопья пепла, что ли…

– Удивительный эффект, да? Гербы видно только с этого мостика, – улыбнулся Фрэнсис, в это время мирно любовавшийся королем келпи, бьющим копытами по воздуху.

Найт с трудом отвела взгляд от монстра.

Рядом с ним, в том же темном углу, были нарисованы еще несколько: безглазое чудище с ртом во всю голову; девушка со вторым лицом на животе; нечто, похожее на гротескный скелет осла.

Все они как будто принадлежали иному миру.

Как-то незаметно случилось так, что рука впечатленной Ладиславы оказалась в руке Фрэнсиса. Винтервилль удивился, не заметив причины, но тотчас в ответ ободряюще пожал ладонь девушки. И не стал ее отпускать.

– А откуда ты знаешь об этой «картинной галерее»? – спросила Найт, стремясь развеять гнетущее впечатление. – Ты же тоже новичок!

– Кхм, напомню: в отличие от тебя я готовился к поездке, – подмигнул Фрэнсис.

Они сели на мосту, и близнец начал распаковывать корзину с припасами, добытую им на кухне. Юноша налил в два берестяных стаканчика (патент его бабушки, чаевницы госпожи Пионии) шипучий осоко-лимонад. Зеленый, пузырящийся, густой и кисловато-сладкий.