Антонина Крейн - Академия Буря [litres с оптимизированными иллюстрациями]

От порога он обернулся:

– Ты меня в могилу сведешь, Голден-Халла.

– Хм. Моя мама тоже всегда так говорит, – хмыкнул сыщик. – Судя по всему, я хреновый провожатый: она до сих пор здравствует. И ты будешь. Меж тем: какова вероятность нового убийства сегодня? – сощурился он, не спешивший вставать.

– Пятьдесят на пятьдесят. Либо будет, либо нет, – отрезал Доктор.

И, свистнув ворону, он захлопнул за собой дверь. Свет в домике погас почти сразу.

По окнам побежала тонкая сеть охранных заклятий, а по двору – сигнальные лучи, расходящиеся по кругу, будто двор был пирогом, а сигнализация – маршрутом ножа по нему.

Берти подполз к пепелищу палатки, уселся на собственную сумку, засунул руки под мышки, чтоб не мерзнуть, и, нахохлившись, сначала впал в медитативное безмыслие, а потом – уснул.

Нового убийства не произошло.

Голден-Халла очнулся еще до рассвета, от пения птиц-фальстартов, все там же, во дворе. Но уже не сидя, а лежа на боку, с вышитой подушкой «ТММ – Требовательные, Манящие, Мятежные », откуда-то взявшейся под щекой.

Сыщик зевнул, метко запулил думочку в открытое окно докторского коттеджа (там что-то зазвенело) и, еле переставляя одеревенелые ноги, стал патрулировать двор, наматывая круги по периметру и сжимая храпящего пса в руках.

Когда главный корпус академии ожил – забегали уютницы, запахло горячим хлебом, – Голден-Халла с чувством выполненного долга пошел домой.

За завтраком Ладислава плюхнулась напротив Тиссы. Да так рьяно, что столик дернулся.

Кофе, налитый до краев фарфоровой чашки, плеснул, испачкав белые страницы книги, которую читала близняшка.

– Д’гарр, а нельзя ли поаккуратнее?! – ахнула Тис, спешно промокая отпечатки.

Лади заглянула в текст. Читать вверх ногами было неудобно, но она успела увидеть: «…птенцы очень остро чувствуют людские эмоции, поэтому вы должны окружить вашего питомца любовью и…»

– Как там Стэн? – невинно поинтересовалась Найт, верно интерпретировав прочитанное. Лицо Тиссы вытянулось.

– Да-да, я слежу за тобой, – веско сказала Лади, двумя пальцами указав на свои глаза, а потом на близняшкины. – Но вернемся к нашему неоконченному разговору о златокрылом Фрэнсисе. Он, кстати, продолжает сидеть, запершись в комнате – я еще пару раз стучалась, но бесполезно.

– Естественно, бесполезно, – фыркнула Тисса. – Он бывает очень упрямым засранцем, неужели не видно?

Лади не дала сбить себя с темы:

– Ты начала с того, что одевалась мужчиной и ходила на свидания. Продолжай, я само нетерпение.

– Свидания не в том смысле, в каком ты думаешь, – поморщилась Тис.

Она взглядом обвела заполненную Трапезную. Не лучшее место, чтобы болтать о секретах.

– Пойдем в библиотеку, там тише. И я заодно уберусь там – в рамках расширенной программы ухода за Хлестовски. Чтоб ему было приятней вернуться, когда придет срок.

– Хм. Можешь ведь, когда хочешь! – одобрительно хмыкнула Найт.

В итоге в библиотеке они обе стали старательно вытирать пыль.

Кажется, инициатива была избыточной: судя по толстому белому слою везде и всюду, сам Стэн такими вещами испокон веку не заморачивался. Ну да ладно, доброе дело лишним не бывает.

Тисса, елозя тряпочкой по пыльным изгибам и странным иероглифам шестиугольной древней колонны, начала рассказ.

Тисса обожала читать проповеди. С детства.

Ей нравилось в этом процессе все: и долгая подготовка (подбор священных текстов, их анализ, интерпретация); и само выступление (стоишь на кафедре в великолепном храме, играешь, как актриса); и результат – чья-то чуть изменившаяся душа, чья-то новая мысль…

Вдохновляющее сочетание работы ума и благого эффекта.

К тому же у Тиссы неплохо получалось. Нет, без шуток – получалось отлично.

От пресловутого папочки-архиепископа Тис унаследовала не только взбалмошный характер, но и умение мгновенно преображаться, оказавшись на кафедре. В час проповеди Тисса Обыкновенная исчезала, уступая место Тиссе-Гласу-Хранителей. Это было сродни магии: швеи зависали над веретенами и кололи пальцы, если Тисса на них упражнялась. Кухарки лили мимо супниц. Горничные мочалили ванну вместо спинки де Винтервилль.

По сути, все талантливые проповедники и были колдунами, врожденными специалистами по ментальной магии. Но они не грубо влезали в нейронные связи паствы (как принято у эльфов, например), а заставляли тех захотеть измениться…

Когда Тисса читала , это чувствовалось настоящим предназначением. Приносило радость ей и окружающим. Ее голос обретал будто новое измерение – как и душа.

Одна проблема – женщина не может быть проповедником. Это бесило. Летом Тиссе надоело мириться с клеткой, в которой она оказалась. Она перешла к решительным действиям.

Девушка стала надевать одежду Фрэнсиса, тихонько воруя ее из гардеробной, клеить усы, прятать волосы под шляпу. Прыскалась парфюмом брата. Предусмотрительно насылала на себя Иллюзию Чуллочека – заклятие, слегка искажающее черты лица. И в таком виде дважды в неделю выбиралась в Сад Жаворонков в Минакоре. Там было такое место – Уголок Ораторов, где каждый желающий мог вскарабкаться на каменную глыбу и толкнуть речь о чем-нибудь пристойном.

О непристойном тоже можно, но недолго: неподалеку всегда дежурили жандармы, готовые упечь за решетку неподходящих болтунов. Но к Тиссе у них претензий не возникало.

Юная Винтервилль говорила на удивление безопасные и в то же время красивые, трогающие душу вещи. С каждым разом к ней приходило все больше людей. Они даже стали приносить раскладные стулья и рассаживались заранее, выучив привычный час ее концертов. Тисса была совершенно счастлива: после проповедей молча удалялась, не вступая ни с кем в диалог, и лишь мысленно ликовала: «Ура!»

В коробку Уголка Ораторов ей кидали очень много денег – Тисса в них не нуждалась, но традиция есть традиция: она забирала монеты и потом оставляла в королевской капелле – подаяния, ну.

Как-то раз среди ее слушателей затесался настоящий священник. После проповеди он, как клещ, вцепился Тиссе в рукав:

– А у вас есть медальон Церковного Братства?

У Тиссы, конечно же, его не было.

Тогда святой отец начал обвинять ее в присвоении денег, в мошенничестве. Тисса предложила ему самому забрать коробку с подаяниями и отнести в ту церковь, которую он считает верной. Это вызвало у священника еще больше подозрений, он начал допытываться, приставать с расспросами… Ох, ненужное это было внимание!