Анастасия Гор - Ковен заблудших ведьм [litres]

– Да, и сделаю, – кивнула я сосредоточенно, глядя на приближающиеся очертания домов, словно подбоченившихся от холода и наряженных в гирлянды из ротанга. На крыльцах сидели сонные жители деревни, измотанные веселым празднеством, которое продлится еще неделю согласно традициям.

Разделив их веселье против собственной воли, на ступеньках одной из хижин восседала Морган. Я узнала ее полосатую рубашку с ажурным воротничком и отросшее пшеничное каре. Подперев рукой подбородок, она со скучающим видом играла с Гён в шашки. На голове той красовалась моя красная бейсболка, правда, заметно поистрепавшаяся. На смуглом лице выделялся боевой раскрас (хотелось бы верить, что из малины, а не из крови). Гён самозабвенно лепетала о молоденьком охотнике, которому стала подбрасывать кроличьи шкурки в постель в знак внимания, а Морган вяло кивала головой, совсем ее не слушая.

– Это все бессмысленно! – вскипела Морган в какой-то момент, раздраженно переворачивая несколько деревянных фигур на доске.

– Почему? – растерянно заморгала Гён. – У тебя ведь еще осталось пять белых шашок. Если поставить вот сюда…

– Да я не об этом! Диего сказал ждать Одри, но он ведь в курсе, что ее может не быть еще очень долго. И что мне теперь, до конца сражения здесь сидеть?! Сдал меня в Завтра, как ребенка в ясли! К Баалу его и этих лис с утками!

– Игра вообще-то называется «Лиса и гуси», – насупилась Гён, обнажив острые зубки, но Морган уже подорвалась с места.

– Я сейчас же иду в ту башню и… Одри?!

Лицо ее вытянулось и просветлело. Гён возмущенно ахнула, ловя шашки, поднявшиеся в воздух сами собой.

– Ты только что пришла к самому важному открытию в жизни каждой женщины, – ухмыльнулась я, подходя ближе. – Слушай мужчин, но всегда поступай по-своему.

Морган напрыгнула на меня, отчего накидка Ворожеи соскользнула и расстелилась на траве одеялом. Впрочем, в ней больше не было нужды: Морган источала жар похлеще каменной печки, такой же плотный, как и ее ведьмовская сила, тянущаяся за ней шлейфом.

– Боже милостивый, ты жива! Мы так тебя ждали! О нет… Коул…

Я приложила указательный палец к губам Морган, не давая ей разогнаться, и шумно выдохнула. Да уж, это будет очень сложный день.

– Нам нужно в Шамплейн. Ты готова?

Морган растерянно заморгала, взирая на меня снизу вверх, еще более маленькая и тоненькая, чем я была в ее возрасте. Джинсы-клеш, лаковые сапожки по щиколотку, забранные гребнем прядки волос. Из макияжа – только румяна и вишневый блеск для губ. Она выросла, как физически, почти утратив подростковую бесформенность, так и морально: ее по-взрослому осмысленный взгляд ответил мне воинственной решимостью. Лишь тонкие светлые брови, почти сливающиеся с молочной веснушчатой кожей, непроизвольно поползли вверх.

– Ты… правда возьмешь меня с собой?

– Разумеется! Что за вопрос? Если сама хочешь, конечно. Ты ведь не приносила мне ковенант и не обязана участвовать в этом…

– Шамплейн – мой дом, – сказала она без тени сомнения. – И я буду защищать его.

– Тогда кто я такая, чтобы тебе мешать? – улыбнулась я, чувствуя, как мороз кусает щеки, залитые румянцем от гнева. Тот бурлил в груди, готовый излиться и на Джулиана, и на Ферн. – Ты мой друг, Морган, а друзья должны доверять друг другу. А еще ты ведьма – ведьмам никто не в праве говорить, что делать. Даже более того… Ты – моя царица.

Я впервые сказала это, а Морган впервые это услышала, но ни один мускул на ее лице не дрогнул. Зато сморщился нос: ей претило это обращение так же, как и ее собственная природа. Все это время она намеренно пыталась упростить ее, а потому отказывалась вспоминать то, что открыла для меня Нимуэ в своих видениях. Однако пришел и ее черед принимать себя настоящую.

«Всему свое время. Однажды магия пожнет то, что сама посеяла. Это будет очень урожайный год».

– А ты моя Верховная, – шепнула Морган и протянула мне раскрытую ладонь.

Дотронувшись до нее, я почувствовала мятный вихрь волшебства. Он привел в порядок не только мои мысли, но и одежду, избавив от неопрятных пятен и запаха смолистых костров, на которых меня сжигали. Я не поняла, чья магия это была – моя собственная или Морган, – но уже спустя мгновение мир вокруг закружился.

В Завтра телепортация работала лишь в одну сторону: можно выйти, но не войти. Я успела оглянуться на Ворожею и Гён, стоящих под тернистым можжевельником. Они помахали мне рукой: одна – благословляюще скрестив пальцы, другая – с шутливым оскалом в четыре ряда зубов.

А уже спустя миг пустыня превратилась в зябкий Вермонт, где все еще правил Рогатый бог. Первым делом я посмотрела на свое запястье: метка снова стала равномерной и целой, такой, какой должна была оставаться до конца моей жизни.

«Останется. Главное, поспеши».

Скрюченные ветви голых деревьев, цепляющиеся за волосы, будто пытались не пустить нас туда, где грохотали стены от демонического воя. Запах гниющих листьев и меди от крови, что лилась вдалеке. Там, в Мохаве, небо напоминало голубой ажур, а здесь – серую могильную плиту, которую вот-вот задвинут. В глубине души я затосковала по теплой духоте ушедшего лета и песку: октябрь в Мохаве не шел ни в какое сравнение с октябрем в Вермонте. Ледяной воздух царапал лицо, пока я бежала за руку с Морган вверх по холму, с трудом узнавая родные края. Меня будто не было здесь целую вечность: внешне ничего не изменилось, но энергия… Энергии стало так мало! Земля всегда кормилась магией ковена, но без Верховной она голодала: желтая трава, безмолвие птиц, трещины в земле, сухой даже в пору осенних ливней.

Пообещав себе, что я больше никогда не оставлю Шамплейн без присмотра, я взлетела на холм. В темных безжизненных окнах метались люди, сыпля проклятиями и заклинаниями. По пятам за ними гонялось нечто, похожее на клубок спутанной кошачьей шерсти, – сгусток тьмы, развевающейся за спиной, как плащ. А под этим плащом, сверкая, играли пальцы-лезвия, роняющие за собой дорожку из капель крови.

Демон в белой шаманской маске со змеиной кожей вместо глаз взревел, и я узнала этот звук, тут же покрывшись мурашками. Исаак, одержимый диббуком, швырнул Тюльпану через весь дом так далеко, что она выбила спиной дверь и покатилась по веранде.

– Сукин сын! – ругнулась она, шмыгнув разбитым носом. Ее волосы, припорошенные костной мукой для парализующих чар, напоминали снег. На кофте и руках красовались симметричные полосы: Исаак, как всегда, рвал на части все, до чего мог дотянуться. – Держи его, Диего!

– Что здесь, твою мать, происходит?!

Тюльпана вздрогнула и обернулась. Уже в третий раз за день я услышала чей-то вздох облегчения:

– Слава Идунн! Одри, твой отец…