Анастасия Гор - Ковен заблудших ведьм [litres]

– Диего… Может, стоит сделать перерыв?

Он не ответил. Закрыл глаза и прошептал заклятие над кинжалом-крисом, почти приставив его к губам, будто благословляя своим поцелуем. Лезвие извивалось, напоминая змеиную пляску, и потускнело в соке волчьей ягоды, которую Диего растер в пальцах. Я присмотрелась: вытатуированные руны на мускулистых руках выглядели иначе – теперь то были боевые глифы царя Давида, точно такие же, как на рукоятях каждого ножа.

Диего вдруг вскинул нож и распорол им свое плечо. И без того засаленную футболку пропитала струйка светлой, как клубничный нектар, крови. Даже не поморщившись, Диего подставил под нее кинжал и, когда сок от волчих ягод смешался с ней, остервенело ввинтил лезвие в почву. Та загудела и размякла, задобренная подношением.

– Audite, duat, aperta porta …

Говорить с мертвыми приходилось на их языке. Диего шмыгнул носом, но вовсе не от того, что замерз: в ложбинке над его верхней губой скопилась еще кровь, обрамляя рот и пачкая подбородок. Вытерев ее, он схватил свою сумку и помчался на другой конец участка.

– Диего!

Я уже поняла, что это бесполезно, но не собиралась отступать. Благо ритуал близился к завершению: в сумке-ножнах у Диего остался всего один клинок. Рукоять из черного дерева с огненным опалом, окованным железом, и загнутое острие – не что иное, как кирпан, который был у моего брата Маркуса любимцем в коллекции. Диего тоже явно его любил: прижал к груди и застыл так на несколько секунд, словно напитывая кирпан своей силой. Затем выпрямился, поднес нож к лицу и выдохнул в морозный воздух облако пара. От раскаленного дыхания металл запотел, словно зеркало, и заискрился, как будто Диего разжег внутри него драконье пламя.

– Respice in oculis meis, sicut ego vultus in oculos mortem …

«Посмотри мне в глаза, как я смотрю в глаза смерти».

Диего рухнул на колени, будто кто-то нанес удар ему в спину, и воткнул перед собой последний нож. Лишь оглянувшись по сторонам, я поняла, что мы стоим в центре холма – в центре треугольника из клинков, торчащих из земли. Прямо напротив мраморного крыльца и колонн, зарастающих плющом и папоротником. Это место, должно быть, и станет глазом бури – отсюда в Шамплейн явится сама смерть.

– Все! – выдохнул Диего облегченно, едва поднимаясь на ватных ногах. – Здесь все помечено Дуатом. Берег, кстати, тоже входит в треугольник. Это же фамильный особняк, да?.. Он передавался из поколения в поколение?

Настороженная таким вопросом, я кивнула, подбирая его кожаную сумку и помогая дойти до ступенек. Диего тут же развалился на них, истощенный ритуалом: вместе с кровью из ведьм всегда утекала их магия. Достав из кармана портсигар, он немедленно закурил, переводя дух. Запах ядреного ментола смешался с соленым запахом пота.

– Чем больше мертвых, тем веселее! А сегодня здесь будет о-очень весело, – воодушевленно хохотнул Диего, щелкая зажигалкой. – Ты удивишься, но, черт, как же я ненавижу Самайн!.. Двери мироздания нараспашку. Мир живых превращается в проходной двор. Вот тебе совет. – Диего стряхнул пепел и наградил меня самым мудрым взглядом из своего арсенала. – Никогда не занимайся сексом в Хеллоуин! Все духи приходят поглазеть на такие парочки. На той стороне ведь с этим делом напряженка. Верно я говорю, приятель?

Я проследила за его взглядом, но никого не увидела. Диего обращался к тени, отбрасываемой навесом крыльца. Должно быть, в ней кто-то прятался – кто-то легче самого воздуха, но мурлыкающий, как Штрудель. Эта вибрация чувствовалась нутром – нечто, присутствие чего я ощущала, но не могла увидеть, даже щурясь изо всех сил. Зато мог Диего: он, существуя в двух мирах одновременно, видел порождения Дуата так же отчетливо, как живых людей. Мне было далеко до такой некромантии – настолько сильной, что она становилась частью твоей личности. Это вызывало и зависть, и животный страх: я пробыла в башне наедине с призраками всего месяц, а Диего жил с ними бок о бок всю жизнь. Как же ему удалось не потерять рассудок?

– Докуривай и заходи в дом, – посоветовала я, примяв его волосы, стоящие торчком на затылке. От дыма и усталости они сделались почти седыми. – Исаак там, кажется, что-то готовит… Надо набраться сил перед сам-знаешь-чем.

– Нет уж, спасибо. Пока в особняке этот недо-Верх, я туда и носа не суну! – презрительно скривился Диего и, немного подумав, добавил: – Раз ты здесь… Можешь пообещать мне кое-что?

Я остановилась на пороге дома и вернулась на несколько шагов назад, многозначительно замычав. Ворочая в пастельном свете заката свой портсигар, Диего произнес, не поднимая глаз:

– Не втягивай в это Морган.

Чего-то подобного и следовало ожидать. Обводя взглядом лес, расстилающийся у подножия холма, Диего быстро утратил ребячество, стоило его мыслям вернуться к девочке, сидящей на кухне с Исааком за чашкой горячего лакомства. Но то была вовсе не девочка, нет – ведьма, каких еще поискать. Диего знал это, ведь когда-то сам открыл мне глаза на правду, но то, что сидело в нем, рвало эту правду на куски. Логике нет пути туда, где живут чувства.

– Это не ее битва. Она еще не доросла…

– Сказал тот, кто научил ее проклятию Ананси, – усмехнулась я, сложив руки на груди. Щеки Диего вспыхнули, топя нездоровую бледность в клюквенном румянце. – Да, она рассказала, как проучила мальчишек из старшей школы.

– Те парни были недоносками, – цокнул языком Диего, приваливаясь боком к перилам и перебирая массивные перстни на пальцах. – Паучий уик-энд – меньшее, что они заслуживают. Хотя бы перестали лапать девчонок в женской раздевалке…

– Конечно, куда там лапать девчонок, когда у тебя восемь глаз и паутина лезет из задницы!

Диего скривился и раздраженно повел плечом:

– Не о том речь…

– Да, речь о том, что Морган – Эхоидун. Ты ведь сам говорил…

– Я знаю, что говорил! – ощетинился Диего, но прикусил язык, обуздав бурный мексиканский характер. – Помнишь, что стало с ней, когда она выскочила на передовую в последний раз? А вдруг она снова переборщит, но уже не очнется?.. Мы не можем запретить ей, – сказал он то, что вертелось у меня на языке и что сам Диего прекрасно понимал. – И не будем. Я Морган не отец, а ты не мать. Просто… Ты когда-нибудь задумывалась о том, как ей удалось сегодня остановить Исаака? Или вернуть Коулу зрение? Ее магия крайне необычна…

– Да, потому что это дикая магия. Сплошь инстинкты и чувства…

– Не совсем. Это магия Пустоты, – прошептал Диего серьезно, впитывая преддверие сумерек. В них его глаза походили на топазы. – У ковена Санта Муэрте – ковена Микаэлла – была своя версия легенды об Эхоидун. Это вовсе не имя той женщины, что стала первой Верховной и царицей… Эхоидун – это «пустота» в переводе с шумерского. Ты когда-нибудь задумывалась, как вообще появилась магия? – спросил Диего, взглянув на свои руки, отчего и я посмотрела на свои. – Микаэлл считал, что Эхоидун – не человек, а душа, что реинкарнирует, когда нужна миру больше всего. Первая реинкарнация подарила человечеству магию, породив ведьм, вторая – восемь даров… А может, их было гораздо больше! Важно лишь то, что сделает новая Эхоидун, но мы узнаем это, только если не убьем Морган раньше времени. Ей надо повзрослеть. Кто в пятнадцать лет рвется в войну против безумной Верховной ведьмы?!