Алексей Евтушенко - Вечная кровь

– Я весь к вашим услугам, панове.

Выслушал заказ, не дрогнув при этом ни единым мускулом лица.

– Сколько всего пуль нужно и какого калибра? – осведомился.

– Не просто пуль, Марек, – пояснил Леслав. – Старые вынуть, новые в прежние патроны вставить. Аккуратно. Чтобы стреляли без осечки.

– Я вам что, слесарь-оружейник? – возмутился ювелир. Одно дело пули отлить и совсем другое снарядить ими патроны. Тут специальный станок нужен. И инструмент!

– Марек, – сказал Леслав. – Не вы….ся. У нас нет времени искать надежного слесаря-оружейника. Такого, чтобы держал язык за зубами. Я пришел к тебе потому, что ты это умеешь. И язык держать на привязи, и все остальное.

– Значит, денег я на этом деле не заработаю, – вздохнул ювелир. – Раз уж сам Леслав Яруч говорит комплименты Мареку Шмулевичу…

– Правильно понимаешь, – усмехнулся городской сыщик. – Но я буду очень тебе благодарен.

– Мы будем благодарны, – добавил Ярек.– Могу пообещать хорошую скидку на рекламу в «Вечерних известиях».

– А вот это уже интересно, – оживился ювелир. – Пан Ярек Дрошкевич, если не ошибаюсь?

– Он самый.

– И велика скидка?

– Договоримся.

– И все-таки?

– Пятнадцать процентов на месяц.

– Двадцать пять на два, – быстро сказал Шмулевич.

– Да я бы и все пятьдесят на три дал, но, боюсь, главный вышвырнет нас на улицу пинками, и вы не получите вообще никакой, – судя по всему, торговаться репортер «Вечерних известий» Ярек Дрошкевич умел не хуже ювелира Марека Шмулевича. – Восемнадцать. И все-таки месяц.

– Двадцать. И я готов согласиться на тридцать два дня.

Остальные только успевали переводить взгляды с одного на другого.

– По рукам, – сказал Ярек.

Скрепили договор рукопожатием.

– Так я спрашиваю, сколько пуль? – повторил вопрос ювелир.

Все посмотрели на Симая.

– Хотя бы по пять-шесть на брата, – сказал тот. – Лучше по семь.

– Или по восемь, – буркнул Марек.

– Или, – легко согласился кэдро мулеса.

– Давайте патроны.

Андрей и Симай выщелкнули из магазинов по восемь патронов, положили на стол.

– Я не взял оружия, – признался Ярек. – Но у меня Смит-Вессон.

– Как и у меня, – сказал Леслав. – Будешь должен.

После чего вытащил из карманов и отсчитал на стол шестнадцать револьверных патронов.

– Как я понимаю, вам нужно быстро, – Сыскарь уже сбился, считая вздохи ювелира.

– Сегодня – к девяти часам вечера, – сказал Леслав Яруч. – Самое позднее.

– Издеваетесь, – догадался Марек. И не дождался ответной реплики.

– Чтоб вас так девушки успевали любить, – пожелал он печально. – Как раз сегодня я обещал починить колье для княжны Потоцкой. И как мне теперь разделиться надвое?

– Княжне придется подождать, – беспечно пожал плечами Симай. – Наше дело важней.

– Это вы так говорите! – взвился ювелир. – А я могу запросто лишиться хорошего клиента. Вы знаете, сколько стоит труда и нервов заполучить хорошего клиента?! Впрочем, откуда вам знать. Вы, цыгане, вечно кочуете – сегодня здесь, завтра там…

– Сколько тебе должна княжна за прежнюю работу? – перебил Леслав.

– Э… – замялся Марек.

– Вот и думай. Может быть, самое время характер проявить? Нашел тоже хорошего клиента.

Симай засмеялся. Ювелир с улицы Змеиной Марк Соломонович Шмулевич думал недолго.

– Хорошо, – сказал он. – Марек Шмулевич сделает все как надо и минута в минуту. Приходите в девять. У меня только один вопрос.

– Какой? – обернулся Леслав, который уже направился к выходу.

– Скажите, из города уже пора ехать, или все-таки еще можно немножко погодить?

После посещения ювелира, они разделились, договорившись встретиться здесь, на Змеиной, ровно в девять вечера. Ярек, Андрей и Симай отправились в городской архив, чтобы попытаться найти записи, о которых упоминал покойный Иосиф Казимирович Белецкий.

Леслав же Яруч, будучи на службе, вознамерился по горячим следам расследовать убийство архивариуса. Имелось у него несколько соображений по данному поводу.

Первое. Белецкий был убит хоть и ужасным способом, но вполне, будем так говорить, обыденным. Перерезанное бритвой (оружие убийства не нашли, но это, скорее всего, была именно бритва) горло он, сыщик городской полицейской управы, видел не в первый раз. Значит, с большой долей вероятности можно предположить, что убийца – человек. Уже легче.

Второе. Опрос соседей по дому, некоторые из которых знали Иосифа Казимировича больше сорока лет, выявил, что врагов у архивариуса не было. Во всяком случае, явных. Жизнь он вел тихую, спокойную. После смерти жены более десяти лет назад, второй раз не женился. Детей у них не было. Дамочек домой не водил, не пил, не играл, долгов, судя по всему, не имел. А если бы даже и имел, то должника убивают крайне редко. Чаще стараются долг взыскать тем или иным путем.

Далее. Из квартиры ничего ценного не пропало. При обыске в ящике бюро были найдены пятьдесят рублей ассигнациями, сорок золотыми червонцами, а также женские золотые ювелирные изделия, вероятно, принадлежавшие супруге Белецкого. Не бог весть что, но все-таки ценность. Значит, действовал не грабитель-душегуб.

Тогда – кто?

Поистине фантастический рассказ Ярека, Андрея и Симая натолкнул полицейского сыщика на интересную мысль. А что, если у действующих в его городе вампиров есть люди-пособники?

…Здесь следует сказать несколько слов о самом Леславе Яруче, его характере и образе мыслей. К своим тридцати девяти годам Леслав Юрьевич Яруч, с одной стороны, успел приобрести славу блестящего сыщика, способного распутать самое загадочное преступление и поймать самого неуловимого преступника, а с другой – человека нелюдимого, грубоватого и не слишком почтительно относящегося к вышестоящему начальству. А точнее сказать, совсем не почтительно. «Не люблю дураков», – объяснял он кратко тем немногим друзьями и товарищам, которые у него имелись, когда они пытались узнать, в чем причина его карьерных неудач. Потому что в понимании любого разумного человека, при имеющихся талантах Леслав Юрьевич Яруч давно должен был занимать пост начальника сыскной полиции Княжеча, как минимум. А то и бери выше – Петербурга! Последний, к слову, как место службы в карьере Яруча имелся. Но в столице Империи сыщик не прижился все по тем же причинам – слишком ершист. К тому же, хоть и прекрасно говорил, читал и писал по-русски, на три четверти являлся поляком и на четверть евреем. Плюс католиком. И никакой протекции свыше.

Насчет нелюдимости сам Яруч мог бы поспорить. Он любил людей (хотя за годы работы выработал в себе известную долю цинизма). Просто не был склонен к панибратству и десять раз присматривался к человеку и проверял его, прежде чем приоткрыть ему хотя бы краешек своей души. А душа у Яруча была вполне себе добрая и отнюдь не заскорузлая. Разум же работал ясно и четко, как хорошо отлаженный арифмометр. То есть, настолько ясно, что вполне мог принять самый фантастический факт, если тому имелись веские доказательства.