Саша Завалина - Семь ударов [litres самиздат]

Жесть. Читая эти новости, я чувствовала подавленность и сильное желание проснуться. Вот до чего мы дошли. Настя мертва! Они все мертвы! Конец…

Нет, не конец. Мы должны расправиться с Мишей. И хотя Алексей Иванович предпочитал просто забрать телефоны и запереть их в сейф, это проблемы не решит. Костя говорил: какой бы телефон не оказался у него, приложение волшебным образом переносится к нему. Значит, от телефона ничего не зависит, и Миша считает Костю хозяином, как и Настю. Вот только зачем он убил ее?..

Мы поговорили с Алексеем Ивановичем о своих предположениях. Алексей Иванович уже думать не хотел про всякую «нелогичную ерунду», но все-таки выслушал, а потом отправил нас по домам.

Дом… как странно было вернуться сюда после всего, что произошло… как будто после долгого путешествия или глубокого страшного сна. Я зашла в свою комнату и уставилась на стену, на которой когда-то давно Маша Ножова написала предупреждение. Какой нужно быть героиней, чтобы изо всех сил держаться за землю, переживать за людей, забывая при этом, каково это – быть человеком, забывая язык, жесты, себя…

Я вдруг осознала, что стою посреди комнаты, а по моим щекам текут слезы.

Дело об убийце-маньячке обросло новыми подробностями. Я знала об этом из заголовков, но статей не читала – меня тошнило от всего. Я весь день пролежала в кровати и то ли дремала, то ли смотрела в потолок. На телефон постоянно приходили сообщения, и я каждый раз вздрагивала, просыпалась, а в следующее мгновение снова оцепеневала, вспоминая, что Настя больше ничего не пришлет…

Я и верила, и не верила. Настя – убийца. Как сложно это осознать сейчас, когда все позади. Я думала, что бы случилось с нами, если бы мистики не существовало. Раз она копила на меня обиду, возможно, мы могли бы отделаться Настиной истерикой. Возможно, мы бы перестали общаться, и каждая пошла бы своей дорогой. Но Насте в руки попала сила, и она решила воспользоваться ею.

Все из-за зависти… Но почему? Она никогда не давала повода думать о том, что завидует. Она всегда была со мной дружелюбна. А на деле едва не повесила в том тупике. И я не знаю, где бы я сейчас была, если бы не Маша… Не знаю почему, но она все это время помнила, что должна помогать мне – и помогала. Может быть, это из-за того, что я тогда отогнала от нее Рыжкову? Но помнила ли она об этом?

Я села на кровати и вдруг осознала, что должна сделать прямо сейчас. Я бросилась к шкафу и достала оттуда коробку с гуашью. Когда-то, еще в средней школе, я, глядя на Настю, пыталась освоить ремесло художника, но в итоге у меня не хватило терпения, и я все забросила. Краски с того времени, конечно, засохли, но я хорошенько развела их водой, а потом придвинула стул к стене и принялась выводить буквы. Рука быстро затекла, но я не закончила, пока все не стало выглядеть идеально.

Я отошла, чтобы полюбоваться на результат. На стене пестрела надпись: «Маша, ты храбрая».

Когда я убрала гуашь обратно и вымыла руки, в дверь постучались. Вошла мама, улыбнулась мне, хотела что-то сказать, но, увидев надпись, застыла. Я думала, она наругает меня, скажет стереть… но нет. Мама взглянула на меня влажными глазами, а потом шагнула ко мне и заключила в объятия. А я уткнулась в ее плечо и расплакалась.

Когда я встала утром и бросила взгляд на стену, то поначалу вздрогнула. Под моей надписью появилась другая, сиреневая, и она гласила: «Я ухож». Я с силой потерла глаза, чтобы снова не расплакаться. Маша забыла написать букву «у». А может быть, она уже исчезла.

Только я оделась и пригладила волосы, как в дверь постучались. Я думала, это мама и потому удивилась, когда в комнату заглянул папа. Он тепло улыбнулся мне, но я увидела за этой улыбкой тревогу:

– Алина, звонил Алексей Иванович. Он собирает всех нас в участке.

– А когда? – спросила я.

– Через час.

Я быстро позавтракала, и мы поехали в участок. Там, в комнате ожидания, собрались все: Костя, Лиза, их родители и Георгий. Все они держали бумажные стаканчики с кофе и что-то негромко обсуждали. Когда зашли мы с папой и мамой, они оживились, Костя мрачно кивнул мне, Лиза махнула рукой, а Георгий сдержанно улыбнулся. Только мы расселись по свободным стульям, как вошел Алексей Иванович и поприветствовал нас.

– Не буду долго мусолить, – сказал он. – Но я решил, что нужно избавиться от монстра. Раз уж он следует за Константином, Константин предложил такой вариант.

И он изложил то, о чем мы думали вчера. О том, что написала Маша. О том, что следует отправить файл друг другу на телефонах с приложением и поставить между них картину. Тогда, если мы все правильно поняли, Миша вернется в свое заключение. Ну, а если нет… Алексей Иванович решил, что попытка – не пытка. Они сделают это внутри изолированной комнаты, а еще все в участке наденут бронежилеты на всякий случай.

– В любом случае, монстр окажется заперт и не сможет убежать, – заключил Алексей Иванович. – А по прошествии двух часов он вернется в приложение, и мы снова подумаем, как изгнать его. И если у вас есть какие-то догадки или предположения, то лучше высказаться сейчас.

Но никто ничего не сказал. Тогда Алексей Иванович предложил всем выйти из участка – а когда все закончится, он позовет.

– Я хочу помочь, – вызвался Костя. – Это все я виноват…

– Не ты, сынок! – возразила его мама. – Это я! Я купила эту картину…

Но Костя словно не слышал ее. Он молча настроил оба телефона – свой и Настин – так, чтобы отправить сообщения с файлом одновременно друг другу. Это должно было случиться через десять минут. Телефоны и картину они собрались оставить в запертой комнате и наблюдать через стекло, что будет дальше.

Я не хотела. Я похлопала Костю по спине (он моего прикосновения он вздрогнул) и вышла следом за мамой. Я не хотела больше видеть Мишу.

На территории участка было пустынно, на стоянке сверкали от солнечных лучей служебные и личные машины. Вышли только я, мама, Лиза и ее мама, остальные остались внутри. Мне и хотелось остаться, и не хотелось – казалось почему-то, что это я должна что-то сделать, как-то поставить точку. И в то же время я не хотела брать на себя лишнего. Зачем? Если все получится…

Я подставила лицо солнечным лучам и зажмурилась. Так я стояла некоторое время и ловила тепло, пытаясь успокоить себя. Неясная тревога бередила душу. Казалось, что-то должно случиться, что все так просто не закончится.

– Ты в порядке? – спросила Лиза, и я открыла глаза.

И зажмурилась. От Лизиной футболки, расшитой пайетками, отскакивали миллионы солнечных зайчиков, отчего казалось, что она светится.

– Угу, – пробормотала я, а сама почувствовала противную боль во лбу.