Михаил Назаров - Четыре из пяти на троих [litres самиздат]

Шесть часов вечера…

На кофейном столике возле изящной чашки из тончайшего китайского фарфора, до самых краёв наполненной хорошим чаем, стоял открытый футляр с инструментами для обслуживания духового револьвера. По своей форме он как раз совпадает с маленькой полостью под стволом оружия. Очень удобно. Чистку и простейший ремонт можно проводить прямо в полевых условиях, не требуется ехать в оружейную или тем более в мастерскую, где их производят.

Вот и сейчас Максим медитативно разглядывал через только что почищенный переломленный ствол большую синюю бабочку, приколотую булавкой к белому листу картона в рамке. Маленькое отверстие дало причудливый увеличительный эффект, позволяющий рассматривать мельчайшие узоры на крыльях насекомого.

Приютившая опричника в своём доме Варвара сидела за пианино и тихо наигрывала печальную мелодию. Как сама она рассказала, до того как стать актрисой и начать играть главные роли в спектаклях, ей пришлось участвовать в маленьком театральном оркестре, сопровождающим все постановки. После того, как режиссёр нашёл хорошего пианиста, Варваре предложили сыграть в нескольких спектаклях в массовке. Уже потом, практически через год, на время болезни одной из девушек, Гончаровой доверили небольшую роль. После того вечера, карьера пошла вверх.

Пока она играла мелодии, Максим закончил чистку, защёлкнул ствол и принялся накачивать специальным поршнем воздух в цилиндр. Дрожащая стрелка на датчике давления обозначила полный объём. Механик, придумавший эту смертоносную игрушку не смог разработать одновременно надёжный, дешёвый и простой в производстве и обслуживании механизм, который позволил бы выпускать пули с одинаковой энергией. Максимальной убойной силой обладает первая выпущенная пуля, при условии максимального давления в цилиндре. Мощности хватит и для пробития тонкого листа металла, однако у последующих пуль её явно не хватает.

Максим несколько раз нажал на курок, из цилиндра с шипением вышел весь воздух. Он насчитал восемь потенциальных выстрелов, хотя барабан может вместить только шесть пуль, запас сделан как раз для компенсации недостаточной дульной энергии последних пуль.

Гончарова еле заметно дрогнула, когда за спиной раздались холостые выстрелы. Револьвер хоть и был бесшумным, но шипение воздуха и лязг механизмов могли напугать своей неожиданностью. Фиалковский обратил на это внимание:

– Ты меня всё ещё боишься?

Музыка прервалась, но тут же продолжилась.

– Нет. Я боюсь твоего оружия.

– Оружие всего лишь инструмент… Всего лишь продолжение человека. Его воли. Стоит опасаться людей, револьвер, в отличие от них, редко может дать сбой и сработать самопроизвольно. – Он вновь накачал цилиндр и положил оружие на столик, взяв в руку чашку с чаем. – От человека можно ожидать всего. Невозможно быть абсолютно уверенным в его дальнейших действиях.

– Предлагаешь мне опасаться тебя? – спросила она, не отворачиваясь от нот.

– Я всего лишь озвучиваю то, что мне говорит разум.

– Максим, а что твой разум говорит обо мне? Меня стоит бояться или опасаться?

– Смотря кому…

Гончарова прекратила играть и повернулась на табурете к молодому человеку:

– Ты намекаешь на странное существо, поставившее себе окровавленными руками оторванную голову на место?

– Кто это? – удивился Максим, хотя стало понятно, что речь идёт о последствиях взрыва спецсостава при жёсткой посадке ковра-самолёта.

– Ты разве не знаешь, что случилось за городом на днях? – удивлённо спросила Варвара, демонстрируя интонацией своё окончательное понимание ситуации.

Максим принял её игру:

– Знаешь… Я запамятовал, напомни мне об этом событии. – Максим встал с дивана и подошёл к сидящей на табурете девушке.

– Хорошо, – коротко ответила она, тут же поднявшись из-за инструмента. Остановившись у кофейного столика, она налила новый чай, после чего начала свой рассказ: – Оказывается, одного очень хорошего человека на днях настигло неприятное событие. По слухам, он разбился на сказочном летучем аппарате… Крушение наблюдали местные разбойники, которые тут же захотели обогатиться за счёт лёгкой добычи, но добрый молодец не дал себя в обиду, вернувшись с того света и отомстив разбойникам…

В это время Максим сам сел за пианино. Нежно проведя рукой по клавиатуре, ладони ощутили тепло Варвары, которое ещё сохранилось и не улетучилось в прохладную комнату. Вдохнув полной грудью воздух, он почувствовал тонкий цветочный аромат духов и древесный запах, исходящий от музыкального инструмента. Прикрыв глаза, Максим начал играть "К Элизе" Бетховена.

– М-м-м, а тот добрый молодец, кроме мистических способностей владеет и игрой на фортепиано… – Она подошла к Максиму и присела рядом с ним на табурет, благодаря его достаточной ширине, на нём свободно могли разместить сразу же два человека, гораздо крупнее Максима или Варвары. – А что ещё ты умеешь играть?

Девять часов вечера…

Экипаж остановился, и в окошке появилось бородатое лицо извозчика:

– Приехали!

Мартын открыл дверцу и выпрыгнул наружу, за ним вышли жандармы Бур и Горчак, последним из этой компании был Максим. К нему тут же подошёл извозчик:

– Господин, с вас полтора рубля, – Он выставил перед молодым человеком открытую ладонь. Получив требуемое, бородач залез на козлы экипажа и, ударив поводьями по лошади, поехал в сторону вокзала, где можно найти новых пассажиров.

Пассажиров высадили в двух кварталах от железнодорожного вокзала, по словам Мартына, отсюда идти на пустырь ближе всего. Улица, по которой предстоит идти, освещалась редкими фонарями. Примерно каждые метров десять на земле лежали жёлтые световые круги, хоть как-то, но разгонявшие тьму вокруг. По этой грунтовой дороге обычно ездили только экипажи и телеги, груженные только что выплавленным металлом. Пешеходов вроде нас не было вообще.

Спустя пять минут ходьбы быстрым шагом компания вышла на чистый пустырь в неглубокой низине, окружённой по краям пожухлой осенней растительностью. С северной стороны поляну ограждала высокая железнодорожная насыпь, а с юга – заборы многочисленных участков с избушками бедняков, рискнувших поселиться подле вокзала и коптящих металлоплавильных заводов. Попасть в укромное местечко можно только с одной стороны по узкой извилистой дороге, спускающейся с улиц города. Как ни странно, но здесь было достаточно светло, так как на пустырь проникал свет от ярких прожекторов, освещавших подъездные пути к вокзалу, лишь полоска шириной в полтора-два метра около подножья крутой насыпи оставалась в густой тени.