Александр Константинов (Олег Айрашин) - Рай для грешников [litres самиздат]

– Это нам подходит. А что за хрень ты в стакан-то вливал? В чём суть?

– Нанотехнологии. А подробные рекомендации вышлю после окончательного расчёта.

– Доцент, шепни сейчас, в чём фишка-то? Мы заплатим налом.

– Джокер, давай не будем нарушать соглашение.

– Ну, будь по-твоему.

– Ты что творишь, Доцент, – сдавленный голос еле слышен. – Ты даже…

– Чего бухтишь, Пухлый? – голос Уругвая глухой, как из коробки. – Громче говори, нам тоже интересно.

Пухлый судорожно налил из графина, кадык жадно задвигался.

– Молчишь, учёный? Ладно, успех стоит отметить, – Джокер нажал клавишу на телефонном аппарате.

В кабинете стало тихо-тихо, только лёгкие шаги шелестят за дверью.

Сначала показался алюминиевый поднос, а потом… потом в ушах моих серебром зазвенели колокольчики. Исчез табачный дух, комнату заполнил аромат цветущих яблонь… Ангел, с небес на миг сошедший, принцесса из детской сказки. Что-то диковинное в изгибах спины, тонких рук и ног, и в походке, и в лёгких движениях. Нежный овал лица с бездонными глазами светится нездешней улыбкой.

Все головы осторожно повернулись к ней. Но грубые мужики не раздевали её глазами, нет. Лишь любовались редкостным зрелищем. На высокой груди бейджик… Где же?.. Ах да, в поезде. Но тут много, очень много нолей. Три, шесть, девять, двенадцать нуликов. Триллион, стало быть. Триллион – чего?

Скользнув по мне взглядом, поставила поднос на край стола, возле Гуталиныча.

– Спасибо, Алёнушка, – негромко сказал Джокер, – ты иди, иди, мы тут сами…

Он дождался, пока дверь закроется.

На подносе поллитровка и тарелка с бутербродами: сыр и копчёная колбаса.

– Гуталиныч, дай-ка сюда, – Джокер перехватил бутылку и на секунду замешкался.

Один стакан оказался наполнен доверху, и Джокер протянул его… Пухлому. Тот побелел и медленно, неохотно принял напиток дрожащими пальцами.

Едва закусили – заскрипела дверь. В проёме стоит громила в странной форме без рукавов. От переливчатых чёрно-красных полосок зарябило в глазах. А, это же янычар, внутренняя полиция Зоны.

Переливчатый вопросительно взглянул на Уругвая, тот кивнул на Пухлого.

Пухлый невидящим взглядом упёрся в пустой стакан, тяжело поднялся, его шатало, – и побрёл к выходу. Он сгорбился, осел. В дверях обернулся – короткий взгляд мне в глаза. Следом удалился янычар.

– Закругляемся, – сказал Джокер. – Нам с Доцентом кое-что перетереть надо. Гуталиныч…

– Слушаю, Джокер, – цыганистый задержался в дверях.

– Опытный запускай… А десятый приглуши.

Ещё минута, и мы остались вдвоём. Чего ещё-то от меня надо? Сказал ведь: утром деньги – вечером стулья.

Джокер приоткрыл громоздкий сейф, я с трудом удержался от искушения заглянуть внутрь.

– Доцент, – Джокер достал бумажный пакет, – благое дело достойно награды.

– Благодарствую, Джокер. Но гонорар я желаю получить на Материке. А сейчас технологию передать не могу.

– Не бери в голову, это премиальные. Так у нас принято, – он двинул пакет по столешнице. – Не обижай отселенцев.

И на фига мне здешние фантики?

– Раз принято, не откажусь.

– До поезда целый час, и есть разговор. Погутарим?

Дверца сейфа вновь распахнулась, на свет появился коньяк. Разлив по стаканам, Джокер помолчал.

– Вот скажи, Доцент, сколько ты на Материке имеешь?

– А ты с какой целью интересуешься?

– Давай, – мы выпили. – Ты понял вопрос, – он закусил сыром. – Не хочешь – не отвечай.

– Ладно, какие тут секреты. Шестьсот рашенбаксов, плюс подработки, типа вот этой.

– Не очень-то тебя ценят. Конечно, там правят молодые. Пришли на готовое, всё поделили и рисуют прогресс.

– А здесь?

– На Зоне? У нас всё по-честному. Каждый сто́ит, сколько он сто́ит.

– Плюс доплата за вредность, да?

– Обязательно. Пойми, Доцент, здесь не одни лишь злодеи. Дела и мысли тут не скрывают, это на Материке все лакированные.

– А как насчёт Пухлого?

– Пухлый? Да какой отселенец, он контрактник. Видишь, с каким дерьмом приходится работать? А нужны такие, как ты. Здесь твоё место.

– И по какой же статье?

– Во, и с юмором у тебя в порядке. А статья найдётся, главное, чтобы человек был хороший, – Джокер улыбнулся. – Да, пока не всё гладко. Но вернее, чем на Материке. Я тебе больше скажу: у нас интересно.

– Разумеется. По ночам особенно.

Он со вкусом расхохотался:

– Лишний раз вижу, наш человек, – снова разлил коньяк. – Согласись, у каждого своя ценность. У кого-то сила, у другого авторитет или наглость, третьего ценят за связи. А у тебя – знания. Наверное, и мозги имеются, тогда будешь в цене. А на Материке – ну кто ты там?

– Я? Доцент.

– А ещё? Чего ты добился в этой своей науке?

– Кандидат технических.

– Во. Недоучка, в переводе на язык. Ну, напишешь ты докторскую, типа «Как сохранить яйца в жаркую погоду». И что это изменит?

М-да, напористый пахан.

– Сунут тебе в зубы ещё сотню-другую рашиков. А в итоге? Те же дежурные радости: машинка, дачка, интернет.

Больно осведомлён для отселенца.

Я взглянул на часы.

– Не спеши, а то успеешь, – он поднял стакан, мы потянулись навстречу.

Издалека донёсся хлопок, будто кнут щёлкнул. Наверное, двигатель у грузовика.

Джокер отдёрнул руку.

– Давай без тоста. Наличие выпивки – уже повод для выпивки.

– Послушай, Джокер, вопрос возникает.

– Спрашивай.

– Гуталиныч обмолвился, мол, европия только на год осталось?

– Соображаешь. Да, редкие земли – объект уходящий, – он снова полез в сейф. – Смотри.

Передо мной очутились три слитка.

– Ты, я слышал, по редким металлам спец. Зацени, что за зверь? – он ткнул пальцем в серебристую чушку.

Хм, по цвету вроде цинк. Но вид, будто брусок ножом резали.

Взял слиток в руки: тяжёлый. Провёл ногтем по поверхности, осталась борозда.

– Индий?

– Он самый. А это? – Джокер щёлкнул по серебристо-синеватому кристаллу в форме пирамиды.

Резанул ногтем – опять царапина. Что же это? Для свинца чересчур лёгкий, к тому же блестит.

Отковырнул ножом со спичечную головку, зажал в кулаке. Джокер с улыбкой наблюдал за мной. Через минуту разжал пальцы – на ладони сверкала серебристая капля.

– Галлий, без вариантов.

– Может, и третий опознаешь? – он коснулся ножом сероватого куска с металлическим отливом.

Поверхность в мелких сколах, то ли металл, то ли камень. Может, кремний? Но он сказал: редкие металлы. А раз не кремний, то аналог его, химический.

– Германий?

– Прямо в десятку. Индий, галлий и германий – новая тема.

– Подожди, а с редкими-то землями что?

– Их время на исходе. Сам понимаешь, у каждой эпохи свои металлы. Бронза. Железо, золото. Уран с плутонием. Сегодня в чести редкие земли, но это пока. А вперёд на сто лет – вот они, три богатыря, – он погладил слитки.