Эд Данилюк - Сыщик Вийт и его невероятные расследования [litres]

Христина говорила и говорила, всё никак не добираясь до сути, а Вийт, не скрываясь, любовался её чудесным личиком.

– В общем, выставочную залу нам выделили, и освещение там хорошее, мы уже завтра начинаем перевозку и развешивание работ, – тараторила госпожа Дюфренуа, и её носик мило подёргивался. – А правильное освещение, вопреки всеобщему мнению, весьма важно! Особенно для пейзажей! Взять хотя бы лучшее из выставляемых в этом туре полотен – «Вечер в берёзовой роще»! За эту картину, кстати, предлагали семь сотен, но мы хотим восемьсот! Так вот, в зависимости от того, находится ли окно от работы справа или слева, зайцы…

Заскучавший Кутюк долго принюхивался к шампанскому, вертел бокал так и этак, но, в конце концов, всё-таки принялся потихоньку посипывать напиток аристократическими глоточками. Морщился он при этом нещадно, но другого развлечения всё равно не было.

– …Четыре дня назад, утром, я нашла письмо, таинственнейшим образом оказавшееся на зеркальном столике, – мадам Дюфренуа уже перешла к сути, но слушатели, убаюканные долгим вступлением, этого даже не осознали. – Текст гласил, что через четыре дня, то есть сегодня, меня похитят. Ещё до полуночи!

– Что? – вздрогнул городовой.

– Что? – вскинул голову Вийт.

И лишь Фирс остался невозмутим.

– Да-да, господа! – заломила руки Дюфренуа. – Меня похитят! И уже скоро!

– Кто?! – вскричал Вийт, оглядываясь, будто готовый незамедлительно вступить в смертельную схватку.

– Что именно было в записке? – бесстрастно спросил истопник.

Мадам перевела на него взгляд, всхлипнула для порядка, не в силах сразу перейти от трагизма к прозе, но ответила:

– Неизвестный писал, что любит меня безумно и желает освободить от рабства старикашки Дюфренуа… – Христина запнулась, а потом с возмущением добавила: – А почему старикашки?! Сильвестру-Тюруру лишь пятьдесят девять!

– А в каком возрасте становятся старикашками? – пробормотал Кутюк, явственно не рассчитывая быть услышанным.

Но мадам услышала. И растерялась. Она беспомощно оглянулась на Вийта. Наморщила лобик.

– Ну, – неуверенно проговорила она, – лет в шестьдесят пять, наверное…

– Не отвлекайтесь, mon ami! [62] Мой друг (фр.). – взволновано вскричал Вийт.

– Да, да, – спохватилась мадам и решительно отвернулась от Кутюка. – На следующее утро я нашла новую записку, составленную в иных выражениях, но говорящую то же самое. Я не придала этому значения, решив, что так шутит мальчишка-коридорный, – госпожа Дюфренуа стыдливо отвела в сторону взгляд. – Он, видите ли, совсем молоденький, но влюблён в меня по уши! Мне его иногда так жалко, и я, знаете ли…

– Христина! – упал на пуфик рядом с мадам Вийт. – Молю, не отвлекайтесь!

– Хорошо, хорошо! – взмахнула густыми ресницами женщина. – Бумага появилась также вчера и сегодня! А ведь дверь обе эти ночи была заперта и забаррикадирована стулом! И даже заклеена незаметными волосками! И всё же, когда я просыпалась, записка лежала на столике. А волоски на двери оставались нетронутыми! – женщина взглянула на напольные часы. – Этот злодей обладает сверхъестественной способностью проникать в закрытые помещения! Меня похитят! Это неизбежно! Именно сегодня! Именно до полуночи! – мадам вновь заломила руки. – О, Ронислав Вакулович! Я сразу поняла, что только вы можете меня спасти! Осталось четыре часа!

– Ну, одну тайну я раскрою вам прямо сейчас! – кашлянул Вийт, поднимаясь. Он отхлебнул шампанского, поставил бокал на столик и указал на балконную дверь.

Взгляд мадам Дюфренуа метнулся в ту сторону. Девушка вскочила, подбежала к балкону и отбросила штору. Дверь была открыта, и через неё в комнату лился свежий воздух вечернего Володимира.

– Как… Как я могла об этом не подумать! – закричала Христина. – Это же так очевидно! Конечно, ведь гостиничная девка просто обязана проветривать комнаты! А я ничего ей не сказала, не предупредила… Вы гений, месье Вийт!

– Ронислав, – напомнил Ронислав Вакулович.

– Именно что гений, – подтвердил со своего места Фирс. – И немножко переводчик с китайского…

Девушка непонимающе на него посмотрела.

– Вот эти письма! – проговорила она, наконец решив, что разгадать таинственную душу истопника ей не дано. Дрожащей рукой госпожа Дюфренуа протянула Вийту четыре листка бумаги. – Я вчера ходила в ближайший полицейский участок, но там надо мной лишь посмеялись!

Ястребиный взор дедуктивиста упал на письма. Потом Вийт передал их Фирсу.

– Но получается, что похититель каждую ночь ходил по этой комнате и смотрел… – глаза женщины округлились от ужаса. – Он ведь смотрел на меня! Он видел, как я сплю!..

– Спокойно, спокойно, – проговорил Вийт. – Самого страшного не случилось! – он замер, а потом всё же спросил: – Или случилось?

– Да как вы смеете! – вскричала госпожа Дюфренуа.

Её глаза сверкнули огнём. Фирс поспешил вмешаться.

– Автор – человек несомненно образованный, читавший Diderot и de Montesquieu [63], – произнёс он, указывая на записки, – но точно не француз. Написано, хоть и без ошибок, но с неправильным выбором слов… – Фирс посмотрел послания на просвет, одно за другим. – Бумага дорогая. Как и перо. Свеженаписанный текст аккуратно, не торопясь, промокнули. Почерк изменили, но чувствуется хороший гувернёр в детстве. Рука твёрдая, мужская…

– Где ваши слуги? – вдруг вскинулся сыщик. – Почему вы именно этим вечером их отпустили?

– О, Ронислав, как вы ошибаетесь! – воскликнула мадам Дюфренуа. – Они все здесь, все до единого! Allez! Sortez! Montrez-vous immédiatement! [64]

Портьеры и драпировки со всех сторон вдруг зашевелились, и в комнату ступило трое вооружённых ружьями и саблями мужчин и одна девушка, камеристка.

Вийт отшатнулся. Рука его дрогнула. Шампанское выплеснулось из бокала, залив лётные штаны драгоценной кожи кильфёльдской свиньи.

Кутюк вскрикнул.

Фирс кивнул.

– Не такая уж я беззащитная провинциалка, а? – с торжеством воскликнула мадам Дюфренуа.

– Почему же вы остались в гостинице? – спросил Вийт. – Если вас грозят похитить, простейший способ поберечься – переехать! К друзьям, знакомым, в другой отель! Покинуть город, в конце концов!

С невозмутимостью коренных туземцев североамериканских территорий госпожа Дюфренуа сделала глоток вина и села обратно в кресло.

– За один день не съедешь! – проговорила она устало. – И за четыре! Мы ведь занимаем целый этаж! Вещи, картины, носорог, слуги… Рояль, в конце концов! Да и не принимала я всё это всерьёз! Лишь вчера, когда записка, несмотря на все предосторожности, вновь появилась на столике, я испугалась по-настоящему! А уж сегодня! Находка нового письма меня просто ужаснула!