Сергей Скурихин - Копейка [litres самиздат]

Уснул я быстро и видел только один сон. Как я стоял босой в сером непроницаемом тумане. Он был настолько плотным, что я не мог разглядеть своих ног. При этом по ним, по ногам, дул тёплый ветер. Но кроме низового движения воздуха, я щиколотками чувствовал лёгкие прикосновения чего-то ещё. Я захотел нагнуться, чтобы потрогать это рукой и тут же проснулся.

Выспался я великолепно. Даже отказался от традиционного утреннего кофе, заменив его стаканом апельсинового сока из упаковки. И самочувствие, и настроение были в тонусе. Я с удовольствием позавтракал и начал теоретическую подготовку с того, что мне было ближе и понятнее – с краткого экскурса в историю волжского автомобильного гиганта.

От просмотра чёрно-белых фотографий на экране монитора меня отвлёк звонок в дверь. Я никого не ждал. Заинтригованный, я подошёл к двери и посмотрел в глазок.

На площадке стоял вчерашний лейтенантик, тот самый, который садился в полицейский уазик у подъезда Евгения Петровича. Я открыл дверь, и он вошёл, здороваясь.

Лейтенант оказался нашим новым участковым по фамилии Трушин. Честно говоря, прежнего участкового я не видел ни разу, но обретение нового стража порядка мне почему-то импонировало. Я проводил гостя на кухню и предложил чаю. Трушин поспешно, но вежливо отказался. Он был молод и не очень-то уверен в себе. Похоже, его служба в полиции только начиналась, и огрубеть он ещё не успел, не успел покрыться коркой делового равнодушия. Из планшетки он достал авторучку, какие-то бумаги и выложил всё это на стол перед собой.

«С Кислициной Марией Семёновной Вы давно знакомы?» — спросил меня он.

13

Сорокаминутный опрос оставил у меня странное чувство. Полагаю, в том же состоянии ушёл и участковый. Трушин не стал соблюдать формальности протокола, а сразу перешёл к основному – обстоятельствам моего знакомства с покойной. Мои же персональные данные он записал в конце разговора.

Как и следовало ожидать, наше короткое рандеву с Марией Семёновной не осталось незамеченным бдительными соседями. Тем более что завязкой для него послужила смерть Евгения Петровича, а такие события всегда притягивают внимание двора. Участковый знал, что в тот день мы разговаривали с Марией Семёновной на лавочке у крыльца, а потом вместе заходили в подъезд. Я не стал ему давать повода для ненужных подозрений и рассказал как было дело. По понятной причине соврал я только в одном. Я сказал, что ковёр уже лежал свёрнутый в прихожей Евгения Петровича, а я просто перенёс его в квартиру соседки.

Впрочем, подробности моего пребывания в квартире старика интересовали лейтенанта мало. Зато о том, что происходило в квартире соседки он расспрашивал с ощутимым пристрастием. Трушин даже несколько раз повторил один и тот же вопрос: «Не было ли в квартире чего-то необычного, бросающегося в глаза, например, сильного беспорядка»? Но ничего такого я не припоминал.

Потом он сфокусировал внимание уже на моей персоне и спросил про образование и опыт работы. Я ответил. Тогда Трушин стал задавать уточняющие вопросы. Особенно ему интересно было знать, что использую ли я на работе и в быту какие-либо химические реагенты. Это тоже было мимо.

И тут лейтенант, без переходов и предисловий быстро спросил: «Вы знаете что такое этилцеллозольв?» По тому как он вперился в меня взглядом я понял, что вопрос задавался на оценку реакции допрашиваемого. Но и здесь я его разочаровал, ведь это название я слышал впервые.

Трушин заметно погрустнел. Видимо, он рассчитывал на моих показаниях как-то продвинуться в этом деле, но существенной информации для доклада начальству не было. Молодой лейтенант был не лишён честолюбия. «Зелёный фургон» – ни дать, ни взять. А пока же на вверенном участке он имел смерть человека по непонятным мотивам и туманные перспективы выяснения этих самых мотивов.

По-человечески он вызывал сочувствие. Я решил как-то поддержать его, озвучив собственные версии случившегося, и мы на время отошли от заданных ролей, а стали просто разговаривать.

На моё предположение о том, что покойная могла сама иметь дело с химикатами Трушин лишь отмахнулся. Оказалось, Мария Семёновна всю жизнь проработала продавщицей в продуктовых магазинах, а в последнее время торговала в палатке «Фрукты-Овощи», принадлежавшей одному бизнесмену южных кровей.

Я, продолжив упражняться в дедукции, выдал банальный вариант про ограбление. И здесь лейтенанта прорвало, он даже покраснел от волнения. «В том-то и дело, что не взяты ни вещи, ни украшения, ни деньги, но там точно что-то искали – одежда и всё что было на полках и в ящиках – всё разбросано по квартире!» – проговорился он, но быстро осёкся. И после этой оплошности Трушин сразу замолк и сунул мне протокол на ознакомление и подпись.

Я закрыл за ним дверь и какое-то время стоял у неё, прислушиваясь. Лейтенант, конечно же, не вернулся. Я разбудил комп и стал вспоминать мудрёное слово. С пятой или шестой попытки мне это удалось.

«Этилцеллозольв – моноэтиловый эфир этиленгликоля , бесцветная, прозрачная, горючая жидкость со спиртовым запахом. Хорошо растворим в воде и спиртах. Относится к третьему классу опасности. Обладает исключительной растворяющей способностью. Широко применяется в химической промышленности, печатном деле, а также в качестве антифриза для топлива… Средняя смертельная доза для человека составляет 100 мл. Обладает наркотическим действием, вызывает поражение центральной нервной системы. Смерть, как правило, наступает в результате острой почечной недостаточности…» — я прочитал эту онлайн-справку, чувствуя как комок тошноты подступает к моему горлу.

14

В эту ночь я смалодушничал и не пошёл к «копейке». Похоже, не зря она тогда мигала мне фарами, предупреждая об опасности.

Мне нужно было ещё раз проанализировать события двух последних дней. Ведь благодаря несдержанности участкового узнал я чуть больше, чем мне было положено.

Я взял листок бумаги и столбиком выписал всё, что мне было известно:

Марию Семёновну нашли мёртвой за кухонным столом;

по слухам, на кухне стоял неприятный запах;

Мария Семёновна умерла от отравления;

в её квартире что-то искали, был сильный беспорядок;

деньги, вещи и другие ценности Марии Семёновны не пропали.

Итак, Мария Семёновна пережила Евгения Петровича на каких-то полмесяца. Тело было обнаружено спустя несколько дней после смерти, начав уже разлагаться, о чём свидетельствовал запах на кухне. А дочь соседки неделю не могла дозвониться до матери. Отравилась соседка техническим ядом – прозрачной жидкостью со спиртовым запахом, которая хорошо растворяется в воде и спиртах. В таком случае алкоголь является лучшей средой для маскировки отравы. Вопрос в том: сама ли она отравилась или ей «помогли»?