Елена Гриб - Касэлона. Особенный рейс

Как бы там ни было, меня не арестовали за подлог. Содрали огромнейший штраф и заменили документы образца «самая отсталая планета Галактики, используем бумагу и чернила, из защиты — только честное слово и размытая непонятно чья подпись», которые я купила в галанете за гроши, на типовую карточку.

Теперь меня звали Котэ Рина. Уроженка Имодалиса (настолько отдаленной и бесперспективной планеты, что галанет предсказывал ее скорое запустение), возраст — восемнадцать лет (согласно легенде, покинула я родину, будучи несовершеннолетней и не успев оформить нормальные документы), сирота, образования нет, лицензий, соответственно, тоже. Откуда у подобной личности электронные деньги, чиновников не интересовало.

И отлично!

Я влилась в общество, рассчитывая затаиться на время и покинуть систему при любом подходящем случае. Мои биометрические данные были занесены в оникскую базу. Торн мог запросто найти меня, и эта встреча не сулила ничего хорошего.

Он создал тело, которое стало моим, не ради несчастного одинокого призрака. Его манило научное признание, а не благотворительность. Торн собирался продемонстрировать миру, что возможности киберпротезирования безграничны, если у пациента сохраняется хоть слабая мозговая деятельность.

Несмотря на оптимизм Дхари Иля, я прекрасно понимала: новое тело и я — это отнюдь не клон и пси-форма элианина. Правда, Торн говорил, есть приличная вероятность того, что лет через пять-десять мы «срастемся». Главное — не «выскакивать» из киборга. Никогда.

Клянусь, я старалась! Это как садиться на диету с понедельника, с первого числа, с Нового года, с весны… Я срывалась раз за разом, и однажды вдруг подумала: «А оно мне вообще надо?».

Правда в том, что я начала воспринимать свою двойственную природу как данность и среди моих жалоб на бытие она плелась в самом хвосте.

Торна такое не устраивало. Он ученый, для него незаконченный эксперимент хуже неудавшегося.

Не хочу юлить: это было хорошее начинание. Мне не следовало бежать… Возможно, в качестве подопытного кролика я бы принесла пользу людям.

Возможно.

Но я устала от такой жизни. А еще меня пугал Торн. Он будто не различал добра и зла. Для него существовала цель — и то, что мешало ее достижению.

Я знала, что однажды он сочтет помехой меня. Как Лилиану Эвгениу… Как весь Исследовательский центр!

И я ушла.

Меня не мучило раскаяние — разве что по отношению к людям, которым эксперименты Торна помогли бы стать на ноги. Я считала, что мы с профессором ничего друг другу не должны.

А его преступления… Я понимала, что не докажу причастность Торна к убийству и взрыву. Да и, честно говоря, тогда меня намного больше терзала «Селестина», а смерти в Исследовательском центре казались давними и в какой-то мере нереальными.

В последний день осени я решилась на окончательный побег. Вышла из подполья, нашла небольшую космомаршрутку из тех, что ходят не по расписанию, договорилась, что в качестве пассажира зарегистрируюсь перед самим отлетом. Задаток оставила — на слово в этих краях даже родной матери не верили. Сменила место жительства и просидела полторы недели, не светя свои электронные данные.

Потом настала пора отъезда.

Я оделась как можно неприметнее. Мешковатые джинсы, серая толстовка, обычные черно-белые кеды, надвинутая на лоб кепка… С моей точки зрения, я выглядела как среднестатистический житель рабочего района и ничем не выделялась из толпы, но окружающие постоянно оглядывались мне вслед.

Это нервировало. Будучи Катей-ветеринаром, я редко удостаивалась одобрительных окриков из проезжающих мимо автомобилей, призрака-Котю никто не замечал в буквальном смысле слова, а вот созданная Торном версия меня приковывала внимание незнакомых людей как по волшебству.

Я иногда подолгу рассматривала себя в зеркале и на фотографиях, не понимая, почему люди оборачиваются мне вслед.

Выбирая на фабрике киборгов тело, ставшее основой для экспериментов Торна (он говорил, у жестянок процессор управляет неприспособленным к мышлению мозгом, в моем же случае мозгом управляла я, то бишь моя «мозговая активность», а процессор был вспомогательным элементом, что объединял нас воедино), я искала наиболее похожую на себя физиономию.

К сожалению, бытовая кибериндустрия не признавала понятий «миленькая» и «простая». Все киборги женского пола (точнее, тела для будущих киборгов) выглядели как супермодели в пятом поколении, и мне пришлось смириться. Но на улицах Оникса я часто встречала внешне привлекательных людей, и никто из них не вызывал того нездорового ажиотажа, что сопровождал каждый мой выход в мир.

Я почти достигла космопорта, когда заметила, что на общественных экранах крутится реклама новой линейки киборгов. Усмехнулась, увидев знакомые лица, подумала, что если какому-то умнику придет в голову сравнить биометрические базы данных киборгов и людей, его ждет сюрприз, и продолжила путь.

Затем вернулась, потому что на экране происходило что-то неправильное. Реклама позиционировала киберперсонал как идеальных работников, неотличимых от людей. Послушные, безопасные, без вредных привычек и «семейных обстоятельств», умелые, быстрообучаемые, с функцией самодиагностики, которая не позволит стать разносчиками инфекций, и прочими впечатляющими особенностями, на словах они казались эдакими сверхлюдьми, но я смотрела на них и видела красиво упакованных кукол.

Или просто кукол — как ту, что отражалась в зеркале при моем приближении.

— Ты супер! — Какой-то мальчишка свистнул мне вслед.

Я криво усмехнулась.

Супер, да… Он вряд ли понимал, почему я чем-то отличалась от окружающих. Этот паренек видел красивую девушку с идеальными пропорциями лица и тела, с идеальной кожей, идеальными волосами, идеальной походкой…

Ключевое слово — идеальный. Генетический код киборгов правился нещадно, датчики и программа следили за малейшими изменениями в организме и не допускали никаких нарушений. Жестянки функционировали как прекрасный механизм.

Прекрасный и неестественный.

Примерно как я: копия землянки, сделанная из инопланетного сырья, переведенная в элианскую пси-форму и более-менее устойчиво соединенная с предназначенным для киборга телом.

От кукол с программой вместо личности меня отличала лишь одежда.

Люди чувствовали мою чуждость на подсознательном уровне. Я не привлекала их, а настораживала. Они знали, что со мной что-то не так, но не осознавали, что именно. Видели красивую мордашку и предполагали, что я им нравлюсь.

Глупцы! Я пугала их своей неправильностью! Отсюда и разглядывания, шепотки за спиной, странные взгляды… Даже став человеком, я осталась парией.