Андрей Васютин - Красный блокчейн

Потом его трясло, выдавливало из кресла вверх и в сторону, в глубине запечатанных ватой ушей возникла осторожная боль, самолёт подскочил, вдарил по тормозам, загрохотал, и всё закончилось. И вот – уже почти ночь, а тот утренний тревожный восторг, пропитавший его во время посадки, так и не уходит.

Ночь. Ночь, а машин меньше не становится. Скользят рядом, уносят огни. Для чего? Кто там внутри? Он мысленно нырнул и спланировал над асфальтом, обогнул лавирующего между зеркал мотоциклиста, просочился в салон дорогой машины: прохладная кожа, мерцание под ногами. Человек в костюме… Что он говорит? Что он может говорить? Да он смеётся! Он горд. Он расстёгивает пуговицу – потому что распирает. Да, покупай. На цену не смотри. Берём всё. Наверное, именно такие слова он и вбивает в трубку.

Мимо, на фоне подсвеченной высотки с острым шпилем, перекрывающей курчавое облако в виде гигантского медведя, прокатили ухающие трёхколёсные мотоциклы. В гирляндах, переливаются и светят. Флаги на антеннах. Толстенные колёса. В сёдлах – чёрные кожаные всадники. Сидят развалясь, как в креслах перед вечерним телевизором. Лица отполированы чужими взглядами. Да. Вот это я понимаю.

Хунбиш двинулся вправо от гудящего проспекта к мягко освещённым домам, между которыми неясно метался отдалённый рыночный шум.

По одной стороне улицы находился пруд правильной формы, а у самой кромки воды он заметил полицейских, о чём-то разговаривающих с сидящими на земле людьми. Полицейские плавными жестами одинаково показывали наверх, к аллее. Рука чуть согнута, пальцы разведены, кисть поднята: это не приказ, а только рекомендация. Жест железного человека, показывающего – а ведь мог бы и плазмой испепелить, но мне не нужны неприятности, просто я тут главный, повинуйтесь. Или умрите.

После короткого разговора люди не спеша поднялись и направились от пруда к скамейкам, а полицейские двинулись к следующей группе. Неровная поверхность пруда была устелена бликующими отражениями яркого павильона, и люди поэтому казались просто силуэтами – наподобие заготовок для теневого домашнего театра. Не дожидаясь, пока полицейские подойдут ближе, силуэты зашевелились и пошли прочь от воды.

Здесь отчего-то не было той самой дёрганой суеты, которой Хунбиш уже успел пропитаться за день. Всё ещё жаркий воздух подрагивал вальяжной беззаботной неторопливостью, очевидным образом передающейся всем отдыхающим – да, вот совершенно точно: отдыхающим. Что-то курортное, пляжное защитным куполом накрывало оживлённых людей, кучкующихся тут и там.

Хунбиш обошёл табун призывно подмигивающих самокатов, постоял у витрины с провокативными моделями в купальниках, протиснулся, задевая колени, мимо сидящих на лавочке и игнорирующих толпу бородачей в чёрном. Хотелось вдохнуть полной грудью. И, может быть, даже отправить крик – длинно-длинно, прямо в небо. Чтобы протянулся вверх вибрирующей струной. Прочной и надёжной. Хунбиш закрыл глаза и втянул воздух, но тут же поперхнулся дымом – тонким, пряным, кажется, фруктовым? – и никак не желающим оставаться в лёгких. Да, в общем, и к лучшему. Всё равно не стал бы кричать. Среди людей-то.

Впереди вилась очередь. Молодёжь, громко разговаривая и смеясь, перетаптывалась на одном месте у закрытой тёмной двери без каких-либо вывесок. Человек двадцать. Хунбиш нырнул прямо внутрь очереди. Вроде бы все говорили понятные русские слова, но в законченные фразы эти слова никак не складывались. Одна реплика наползала на другую. Дверь распахнулась, в тёмной глубине за ней осветились дымные вспышки. Как в далёкой ночной грозе. Ударили в грудь ритмичные басы. Начало очереди содрогнулось, двое человек втиснулись в приоткрытый проём, и тут же уханье смолкло. Секунда – не более.

На улице было не протолкнуться. Люди стояли плотно, перетаптывались, прикасались плечами, не глядя извинялись. Иногда где-то приоткрывалась дверь, и поверх гомона на мгновение разливался плотный ритмичный гул. Хунбиш не спеша пробирался дальше.

Ему приглашающе похлопал по пустующему креслу приветливый усатый мужчина в одежде, кроем напоминающей военную форму. На столике перед ним были выставлены готовые к игре шахматные фигуры. Непонятно, как мужчина умудрялся сохранять их от бушующего вокруг хаоса. Хунбиш тактично обошёл столик, покачав головой. Играть он умел, и даже неплохо. Но тело само приняло это решение, ещё до того, как он сумел красочно представить, как сидит в наполненном скучающими знатоками амфитеатре, и они за его спиной едко посмеиваются над вялыми и неточными ходами.

Центром ещё одного скопления был человек в кожаных шортиках с лямками, гольфиках и шляпе. В руке он держал огромную коробку, заваленную в несколько слоёв кусками пиццы. К нему притёрлась блондинка с губами цвета свежевыпитой крови. Она хохотала, отставив в сторону бутылку шампанского. Встретилась глазами с Хунбишем, и задумчиво слизнула неестественно длинным языком золотистую струйку с подбородка.

Странное это ощущение – быть среди людей и оставаться словно бы невидимкой. Странное и щекочущее. Никто ни на кого не обращает внимания.

Каждый раз, выдираясь из толпы на относительно свободный участок асфальта, Хунбиш оглядывался на начало улицы. Не потеряться бы. Он, в общем-то, отошёл не так далеко. Наверное, имело смысл уже возвращаться и ехать к себе. Выспаться. Но пропитанный электричеством воздух гудел и не давал сосредоточиться на одной мысли. Хотелось просто бездумно идти и идти, ныряя в роящиеся многоголосые скопления.

На одной из скамеек спал человек. Хунбиш видел его лицо – распущенные губы, массивный нос. В ногах у него бесцеремонно сидели две похожие друг на друга девчонки с волосами эпилептической раскраски и сочно набитыми рукавами. Узкие бретельки на острых ключицах. У каждой – по одному сетчатому чулку. Одна из них азартно хохотала, запрокинув голову. Вторая съёжилась от смеха, обхватила себя руками. Из банки на бедро спящему спазмами выливалась голубая жидкость. Рука человека торчала и расслабленно указывала на переполненную бутылками мусорку. Почти трогала её указательным пальцем.

На другой стороне Хунбиш увидел беспокойно переминающуюся на месте лошадь бурой масти, стройную и крепкую, с прямой сильной спиной. Грубая, но с умными косящими глазами горбоносая голова её надёжно сидела на мясистой шее. Хунбиш отметил, какие у неё мускулистые и стройные ноги. Поджарый, не свешенный зад. Он подошёл ближе, и лошадь потянулась к нему мордой, раскрыла мягкие губы. Зачмокала ими. Он увидел, что удила скорее всего не подходят к дёснам, раздражают их, и от этого лошадь нервничает. В углу рта пузырилась розовая слюна.

– Эй, китаец! – крикнули ему чуть ли не в ухо. – Иди сюда!