Алексей Алехин - 40 дней до и после безмятежности. Загадочные страницы жизни майора Дроздова

– Вас понял, начальник и, по-моему, я знаю, кто крыса. Поехали!

– Ух ты, как глазки-то заблестели. Куда хоть путь держим?

– К Швыдко. Обо всем расскажу по дороге.

Швыдко долго юлить не стал, все оказалось до банального простым. Во-первых, он любил деньги, а во-вторых, эта самая любовь однажды вышла ему боком. Несколько лет назад этот гений экспертизы залетел на липовых заключениях, после чего, собственно, и был взят в оборону самим Петровским. Теперь все стало на свои места, весь секрет хваткости «важняка» был раскрыт двумя ударами в живот его подопечному. Морозов был на высоте, а Максим Игнатьевич скулил, как сучка. Дроздов, в свою очередь, выбрал позицию слушателя.

– Ну, и что мы будем с тобой делать, Максимка, твою мать? Не молчи, падла!

– Алексей Николаевич, дорогой, ну пойми ты меня. Что мне оставалось, на нары ведь никто не хочет. Не губи, по гроб жизни обязан буду.

– Да на кой ты мне нужен, обмудок. Ты лучше скажи, что Петровскому напел?

– Мне надо выпить.

– Выпить ему надо, и нам налей тогда. Сергей Андреевич ты будешь, али как?

– Не откажусь, товарищ подполковник.

Швыдко разлил по стаканам и продолжил.

– Алексей Николаевич, Сергей Андреевич, товарищи! По правде сказать, экспертиза не принесла никаких результатов, а вот химическое исследование, мягко говоря, удивляет. Постарайтесь понять: отразить в акте его показатели я не мог, слишком это все шокирующе.

– Меньше слов, Максим. Давай, ближе к сути.

– Хорошо, саму суть. Костные останки действительно разрушились, что не позволило нам провести экспертизу. Другими словами, кости рассыпались в прах от одного лишь касания, и это странно. Тут налицо необычная химическая обработка. Но это ещё не все. Нам удалось сделать вытяжку из печени и исследовать кровь покойной.

Максим Игнатьевич на мгновение замолчал, перевел дыхание, судорожно сглотнул и, окинув взглядом присутствующих, с плохо скрываемым волнением продолжил.

– Как вам известно, существует всего четыре группы крови. Однако, на самом деле, это не совсем так. Есть такое понятие – «бомбейский феномен». Этот термин применяется к разновидности крови, которая очень похожа на первую группу, но таковой не является. Напомню, что у первой группы крови в эритроцитах нет антигенов или агглютиногенов, но в плазме есть агглютинины a и b. Так вот, у обладателей «бомбейского феномена», помимо a и b агглютинина, есть ещё и третий – h.

– Интересная лекция, но к чему нам эта сенсация?

– К тому, дорогой Алексей Николаевич, что у нашей неизвестной была именно такая группа крови.

– А вот это уже любопытно. Ещё что-нибудь?

– Да, да. Конечно. Вся штука в том, что тут такая же история, как и с первой группой крови, переливать её можно только людям с такой же группой. А процент ее носителей по всему миру весьма незначителен. Соответственно, они все в обязательном порядке являются донорами. Основной контингент это бомбейцы, почему, собственно говоря, феномен так и назвали. Количество таких представителей среди белого населения значительно меньше. Кроме того, я выяснил, что в России таких индивидуумов порядка десяти, и пять из них обитают как раз в нашей столице.

– И что ты из всего этого успел рассказать Петровскому? Хотя можешь не отвечать. Давай, я сам за тебя отвечу. Ты, гнида, рассказал ему все ещё вчера и заключение написал такое, потому что Петровскому это на руку. Так?

– У меня не было другого выхода…

– Выход есть всегда, Максим. Да, видать, не для таких тварей, как ты. Хрен с тобой, живи пока. Но, учти, еще один такой залет, и потом не обессудь.

– Алексей Николаич, прости, Христа ради…

Алексей Николаевич, не прощаясь, направился к выходу. Дальше слушать жалкое нытье этой гниды было выше его сил, еще немного и обязательно «съездил» бы по его фальшивой физиономии, что допускать было никак нельзя. За годы, проведенные на службе, Морозов, в совершенстве овладел умением сдерживать подобные порывы, а в случае с Максимом, почему-то ни один прием не работал.

Морозов и Дроздов покинули здание судмедэкспертизы, чувствую себя вполне удовлетворёнными, хоть и с каким-то неприятным осадком и ощущением досады. В их работе, конечно, встречались подобные кадры, однако до конца принять, что все в нашей стране, да что там, и во всем мире, покупается и продаётся, не могли. Разумеется, они тоже не являлись примером благочестивости и не раз нарушали правила, но потом их изнутри съедало осознание вины. Наверное, эта самая внутренняя борьба их так сблизила. На предательство друг друга они никогда бы не решились.

Визит к Швыдко очередной раз напомнил им о своих прошлых ошибках и ненадолго погрузил в неприятные раздумья. Лишь, когда они сели в машину, все ненужные мысли быстро улетучились. Офицеры полиции почуяли след, и теперь они знали, что делать. Дело, наконец, сдвинулось с мёртвой точки.

– Как ты понимаешь, Николаич, я с утра рву на станцию переливания крови.

– Не распаляйся, боевой товарищ, ишь, как заерзал. У меня есть план получше, едем ко мне.

– Пить не буду, хоть стреляй. Я ещё от вчерашнего не отошёл.

– Слабак, и как таких на службе держат? Расслабься, я тебя не за этим приглашаю.

– А зачем тогда?

– Ты что, правда, полагаешь, что ты нужен своему начальству только для совместного распития крепких напитков? Неблагодарная у тебя натура, Андреич, ох, неблагодарная.

– Да перестань. Но не больше бутылки.

– Совсем другой разговор, конструктивный. А если серьёзно, Серёга, есть у меня на тебя определённые виды.

– Вот сейчас не понял. Требую разъяснений.

– Потерпи. Доберёмся, и все узнаешь.

– Виды у него. Что-то мне это совсем не нравится. Может мне и впрямь уволиться?

– Ты меня шантажировать вздумал, щенок? Пристрелить тебя что ли, в самом деле?

В подобной манере они разговаривали нечасто, как правило, только когда у обоих было гадко на душе. А, как известно, мальчики не взрослеют, вот и стравливали наболевшее, как могли. И пусть, порой, они вели себя как мальчишки, но за годы знакомства они уже так прикипели друг к другу, что даже шутили на одной волне. Со стороны их поведение походило больше на отношения двух братьев. И братские узы, в определенном смысле, их, конечно, связывали, а связь эта, как хороший коньяк, крепла день ото дня.

Добравшись до жилища Морозова и, как водится, расположившись на кухне, беседа перетекла в более серьезное русло. Традиционная бутылка водки, как нельзя лучше, способствовала выбранному направлению разговора по душам. Тон Алексея Николаевича стал непривычно отеческим, что сильно удивило Сергея.

– Сереж, мы нечасто разговариваем на личные темы. Скажи мне, ведь ты уже далеко не пацан, не пора ли тебе подумать о семейной жизни? Не спеши бунтовать, дай мне закончить.