Артём Сениянц - Тандем#1

Я сам не понял, как это у меня получилось, но мои глаза противоестественно разъехались, и я смог проследить за обоими пальцами. Ден усмехнулся, убрал руки и подвинул в сторону хирургическую лампу.

– Теперь давай сам! – сказал он мне и отшагнул назад. Я без труда нащупал его взглядом, потом разглядел краем глаза ту женщину, что меня разбудила, рассмотрел шершавый потолок и заключил: «Порядок».

Ден Ли радостно улыбнулся.

Потом Ден помог мне вспомнить, как крутить головой. Женщину, которая меня разбудила, звали Лайза Чан – она помогла мне вспомнить, как пользоваться руками и ногами.

За три часа я заново научился тому, чему когда-то учился полтора года – сидеть, стоять, ходить и даже бегать. Однако мне самому мои движения очень не нравились. Они были то чересчур заторможенными, то чрезмерно быстрыми, как будто мой мозг привыкал к новому телу. Но больше всего напрягало ощущение, как будто я находился в бронированном танке.

Да, я ощущал холод кушетки, тепло рук Дена, чувствовал запах духов Лайзы, даже вкус собственной слюны. Но меня не покидало чувство неестественности происходящего, какой-то сюрреалиализм. Хотя и картинка перед глазами была чёткой, и звуки чище, и ощущения ярче, чем прежде – я воспринимал всё так, как если бы смотрел на мир через экран монитора и слышал звук через наушники.

Все мои попытки объяснить свои ощущения Дену заканчивались тем, что он убеждал меня в побочном эффекте наркоза.

– Не волнуйся, неделю попьёшь молоко, и всё из тебя выйдет!

Пить всю неделю молоко – это, конечно, хорошо. Но что-то мне не сильно верилось в побочный эффект. В конце концов, это был далеко не первый наркоз в моей жизни.

– Что насчёт вашего эксперимента? – во время очередных физических упражнений спросил я. – У вас получилось дать ему мои нестандартные мозги?

Ден и Лайза переглянулись. В их лицах читалась однозначная неготовность ответить. Я насторожился.

– Киборгом занимается секция «W». Они следят за его состоянием, – холодно отрезала госпожа Лайза Чан.

Меня этот ответ удовлетворил. Хотя новые ощущения навевали мне страшные сомнения.

До самого ужина я занимался восстановлением самых элементарных навыков, начиная с завязывания шнурков и заканчивая хождением в туалет. К слову – туалет был только репетицией, так как мне нечем было ходить ни по малой, ни по любой другой нужде.

Ближе к вечеру выяснилось, что я провёл в отключке не пару часов, как казалось, а сутки плюс пару часов. Эта мысль меня расстроила, потому что я совсем не выспался.

А ещё я жутко проголодался. Но меня упрямо просили ждать, говорили: «Ужин по штатному расписанию будет в 18:00, до этого времени вам лучше ничего не есть и не пить».

– Интоксикация от наркоза, дружище, – говорил мне Ден, – тебя всё равно вывернет. Дай организму время.

Однако не было похоже, чтобы мои новые знакомые с азиатскими корнями… я имею в виду Дена Ли и госпожу Чан… Чтобы они сильно беспокоились о моём организме. Они заставляли меня ходить из одного кабинета в другой, сдавать кровь на анализ, проходить рентген и УЗИ.

Когда наступило заветное время, 18 часов, ноль минут, прозвенел противный сигнал, и жизнь в коридорах закипела. Я выглянул из кабинета, в котором меня в очередной раз ощупывали и осматривали, и с тоской посмотрел на тех, кто уходил в сторону лифта. Мне безумно хотелось быть в числе тех людей, кто сейчас отстоит свою очередь в маломестный лифт, спустится вниз и уедет к своим детям, жёнам или мужьям. Свою жену и дочку я не видел два дня, из которых помню только девять часов, но уже чудовищно по ним соскучился.

Когда коридоры опустели, Ден Ли взял меня под локоть и предложил проводить до столовой. Я медлить не стал, тем более что чувствовал, будто желудок уже скручивается в узел от голода.

Вместе с Деном мы зашли в просторный зал с ослепительно снежными стенами. Если бы не стойка раздачи на противоположной стороне, я мог принять место за операционную, с парой десятков столов для хирургических манипуляций. А столы выглядели именно как хирургические – высокая металлическая столешница, тонкие ножки, ролики на концах ножек.

За столами сидело множество народа, хотя, казалось бы, все ушли по домам. Это «множество» шумело, о чём-то спорило, громко чавкало, заметно подтрунивало друг над другом. С первого взгляда становилось ясно – это самые молодые из персонала. Старики либо уже посетили столовую, либо предпочли принимать пищу в своих кабинетах. А у этих ребят, может быть, и нет своих кабинетов. И трудно было определить, кто из них кто – одни были в синих, другие в белых халатах, одни в очках и с умным видом, другие с взъерошенными волосами и полным отсутствием мыслей во взгляде.

Но оживление в столовой тут же закончилось, когда на пороге появились мы. Незанятым оставался только один стол, неподалёку от входа, и все обитатели столовой с неприкрытым интересом наблюдали за тем, как мы проходили к нему.

– Посиди пока тут, – мягким голосом просил меня Ден. – Я схожу возьму нам что-нибудь.

Я попытался сказать, что хочу съесть кусок недожаренного мяса, но он меня перебил:

– Дружище, я лучше знаю, что тебе сейчас нужно, – Ден одарил меня широкой улыбкой и ушёл по направлению стойки.

Глядя ему вслед, я ощущал, как меня самого жалят взгляды всех присутствующих, а оглянувшись невзначай, убедился в правоте ощущений. Мне стало неловко от такого внимания, но я пытался сохранять видимое равнодушие.

– Вот твой завтрак, обед и ланч, который ты пропустил, – Ден протянул мне стаканчик с трубочкой. В стакане было что-то тягучее, похожее на растаявшее мороженое. Я взял это и состряпал недовольную мину.

– Да не вредничай, сомневаюсь, что ты сейчас и это сможешь допить, – с этими словами Ден поставил на стол пустое ведёрко для льда.

Нехотя я приступил к трапезе. На удивление, эта субстанция оказалась не только вкусной, но и приятной во рту. С жадностью втягивая эту белую кашицу, я меньше чем за полминуты опустошил стакан. И тут же пожалел об этом. Меня вывернуло. Благо ведёрко было прямо передо мной.

– Ну вот, о чём я тебе и говорил, – добродушно похлопал меня по спине Ден.

Я поспешно принялся вытирать лицо салфеткой, украдкой глянув, не обратили ли на меня внимания. К моему смущению, на меня смотрели все. Особенно мне запомнилось выражение лица молодого, лохматого парня в очках – у него в прямом смысле слова отвисла челюсть. Было такое чувство, что он увидел не мужчину, отходящего от длительного наркоза, а инопланетянина, заживо проглотившего его прыщавую подружку, проблевавшегося ею же.

Должно быть, я покраснел от стыда за себя, хотя отдавал себе отчёт в том, что эти ребята к такому готовы.