Артём Сениянц - Тандем#1

– Наверное, в ад тоже будет очередь, – выдала раздражённо женщина в сером пальто.

– Ад – это и будет очередь! – кто-то шутливо ответил ей. – Одна большая, вечная очередь, в которой мы будем топтаться, ожидая обещанных котлов. Но так их и не получим. Всю вечность промучаемся, ожидая, и не получим.

В ответ на это какая-то женщина из очереди начала то ли причитать, то ли наставлять окружающих, пытаясь донести до них евангельские истины. Да только я её не слушал. Мне не было дела ни до ада, ни до рая, ни до спасения, чтобы оно ни значило. Я, не отрываясь, смотрел на дверь, в которую так жаждал войти. Но сделать мне это мешала колонна хомо сапиенсов. И цель каждого из них полностью совпадала с моей. Нам всем хотелось войти внутрь, за дверь с табличкой – «Центр экспериментального внедрения». Ниже, на самой двери, тоже висела табличка – «Отдел приёма добровольцев».

«И чего это тебя понесло записаться добровольцем?» – спросите вы, и я вам отвечу: у меня веская причина. Такая же веская, как и у всех моих собратьев по очереди. Нас всех объединяет одно – нам нужны деньги. И нужны настолько остро, что мы за сотню долларов готовы лечь на хирургический стол и позволить пришить себе ещё одну руку или вставить чип прямо в мозг.

Но чаще всего с нами таких радикальных вещей не делают. На нас тестируют новые типы излучения, отлаживают приборы, предлагают пропить курс таблеток неопределённого назначения. Большим успехом среди нашего брата считается попасть на испытание вакцины. Дело нехитрое – укол и две недели наблюдений и анализов. И за каждый день по пятьдесят сиреневых, не считая стартовой суммы, которая напрямую зависит от угрожающей тебе опасности.

И мне везло! Раз пять или шесть я прививался от каких-то экзотических зараз, название которых впервые слышал. Пару раз от новых штаммов гриппа. И один раз прививался от малярии Элота, болезнь страшная, практически неизлечимая. И надёжной вакцины от неё по-прежнему нет.

От дряни, что в тот раз ввели, я два месяца провалялся в больнице, утыканный капельницами, будто Нео, спящий в Матрице. Откачали… И ещё полгода платили по договору, сверх затрат на восстановление.

Те полгода меня ни на какие эксперименты больше не брали – боялись, что перенесенная болезнь «смажет» результаты исследования. А может, за меня волновались… Как бы то ни было, а эти полгода были самыми тяжёлыми в моей жизни. И не только моей, но и в жизни моей семьи.

Моя супруга Клэм замечательный человек! В нашем консервативном обществе сумела достичь успеха в карьере, ни разу не сославшись на гендерное или расовое ущемление, хотя имела право и на то и на другое. Но даже должность старшего менеджера не приносила нам доход достаточный, чтобы всегда была еда на столе. А чтобы были оплачены ещё и коммунальные счета с мобильной связью, мне приходилось совмещать аж две работы.

Так во всяком случае я говорил жене и дочке. На самом же деле работа у меня была одна – офисный червь на полторы ставки, единственная задача которого – вовремя печатать и сканировать бумаги. Конечно, платили за это крайне мало. Но я не жаловался. Ведь большая часть людей в очереди в «Отдел приёма добровольцев» были вовсе безработными, и они отдали бы все внутренние органы, без которых можно было бы обойтись, лишь бы иметь такую работу, как у меня – малооплачиваемую, но стабильную. И я их понимаю – уровень инфляции, уровень безработицы в стране растёт с такой скоростью, что в магазинах, по фиксированному прайсу, стали принимать на вес серебро, золото и всякую домашнюю утварь в качестве платы за продукты. Иметь доход, пусть даже такой, который потеряет половину цены на следующий день, было привилегией, которую страшно было потерять.

Думаю, никого не удивит тот факт, что «Центр экспериментального внедрения» открыл кабинет для приёма добровольцев совсем недавно, как только уровень безработицы превысил показатель в 20 процентов от прежде занятого населения.

Вот я и не жалуюсь. Стою, мерзну и жду очереди на свою «вторую работу».

Клэм и Бити, моей сладенькой дочурке Бити, я нагло вру, говоря, что устроился по совместительству монтажником коммуникационных антенн. На самом деле моя вторая работа – жертвовать своё молодое тело древней бестии – науке.

Очередь значительно сократилась. Через несколько человек в дверь с табличкой «Отдел приёма добровольцев» должен был зайти я. Откровенно говоря, мне было всё равно, что они мне там предложат – вакцину от СПИДа – прекрасно! Таблетки от импотенции или для неё – тоже терпимо. Лишь бы заплатили достаточно. Всё равно вся наша жизнь только и сводится к зарабатыванию ради продолжения жизни, а продолжение жизни ради зарабатывания. Так не всё ли равно, в какой именно момент оборвётся этот замкнутый круг? Так хоть для семьи куш сорву – пособие будут получать по потере кормильца, да ещё и со страховыми процентами от ЦЭВ – «Центра экспериментального внедрения».

– Следующий! – мягким голосом пригласила девушка в халате медсестры, украдкой высунувшись из приоткрытой двери. И это была как раз моя очередь.

Передо мной на столе положили какие-то замысловатые картинки и схемы. Сначала мне показалось, что это тест на IQ. Тот тест я уже не один раз проходил и узнал бы его. Тут же от меня хотели нечто другое.

Собственно, мне никто и не говорил решать это, слишком тут все заняты беготнёй с бумагами, как обычно. Но мой пытливый ум не давал мне покоя, и я стал вникать в суть ребуса.

Надо сказать, я действительно не ошибся, решив, что это вовсе не проверка IQ. Но что это было на самом деле, я так и не понял. Шесть картинок, лишённых какой либо связи друг с другом. Просто шесть узоров из геометрических фигур. Приглядевшись, я начал видеть логику в одном из рисунков – треугольники, составляющие его, уменьшалась, причём в геометрической прогрессии. Треугольников было множество, различных по сторонам и углам, а подобные объединяла прогрессия.

Но другая картинка никак не подходила под это правило. В ней прямоугольники выстраивались в пирамиды, в которых не прослеживалась прежнее правило. Никакой математической логики, на первый взгляд, не было. Однако пирамиды казались правильными. До боли правильными и даже эстетически привлекательными. Вдруг моё сознание прорезало какое-то старое воспоминание – что-то о древнегреческих храмах и золотом сечении. Потом это воспоминание сменилось картинкой из школьного урока, где на экран нам выводили отрезки с пропорциями этого самого сечения.

Приглядевшись к картинке, я понял, что прямоугольники в пирамидах действительно имеют пропорцию золотого сечения.