Артём Сениянц - Тандем#1

Я всё это и написал: «Картинку выбрал, потому что она построена по принципу “золотого сечения”, который использовался архитекторами с древности… И бла-бла-бла…».

Следующие картинки не отложились в моей памяти. Помню только, что я уделил внимание каждой и всегда аргументировал свой выбор.

Покончив с неприятным тестом, я передал стопку бумаг своей собеседнице, невольно прервав её зрительный контакт с экраном телефона. Она недовольно взглянула на «макулатуру» у себя под носом, схватила её и небрежно закинула в тележку для корреспонденции.

– Вы свободны! – с натянутой улыбкой она обратилась ко мне.

– Через какую дверь я могу выйти? – задал я ей вопрос, ответ на который она должна была дать сама, без моего напоминания. Ведь добровольцам запрещено выходить через те двери, через которые они вошли. Почему? Как знать. Скорее всего, какие-то меры сохранения конфиденциальности. Или банальное нежелание пугать добровольцев видом их товарищей, прошедших ряд процедур.

– Прямо. Никуда не сворачивайте! – она указала кивком головы себе за спину. – Выйдете в дверь на том конце коридора. Справа от выхода будет остановка общественного транспорта. За прохождение теста вам положен бесплатный талон на проезд. Вот, возьмите! – она протянула мне замусоленный листик со штрих-кодом, который я, недоумевая, взял. Три часа ожидать в очереди, стоя на жутком холоде, чтобы получить талончик на проезд в маршрутке? Так низко нашего брата ещё не опускали. Ярость залила мои глаза. Руки невольно сжались в кулаки, превратив талон со штрих-кодом в плотный комок бумаги. Скажи эта девица ещё хоть полслова – и я перевернул бы тележку с корреспонденцией, спутав им все бумажки и бланки к собачьим чертям.

Но я этого не сделал. Не сделал не потому, что трус, а потому, что один подобный инцидент мне уже простили, и на третий шанс у меня не оставалось надежды.

С трудом протолкнув вовнутрь комок, который упрямо подкатывал к горлу, я направился в темноту длинного коридора. Правда, при этом слегка зацепил бедром стол, который с металлическим скрежетом двинулся, и прижал к стене медсестричку. Слегка прижал. Правда, она невольно икнула оттого, что край стола сдавил ей все внутренности. Но, думаю, она меня простила. В конце концов, я не виноват в том, что столы расставлены были так тесно.

– Привет, родные, я уже дома!

В ответ на приветствие Артура раздался радостный визг. Навстречу ему, со стремительностью пумы, пронеслось что-то в розовой кофточке и с шикарными чёрными кудрями. Это «что-то» бросилось на Артура и крепко зацепилось за его шею, при том, что было в два раза ниже ростом.

– Привет, папочка! – «пума» в розовом звонко чмокнула «жертву» в небритую щёку.

– Здравствуй, Бити! Как у тебя прошёл день? – Артур без особых усилий взял дочь на руки, ухватившись широкими ладонями за подмышки, и заглянул ей прямо в её тёмные глаза. Девочку это нисколько не смутило, на её тёмном личике сияла белоснежная улыбка.

– У меня всё хорошо! – весело сказала Бити. – А вот мама очень грустная.

Последние слова девочки стёрли её улыбку, а вместе с ней и свет во всем доме. Артур тут же поставил дочь на пол.

– Что-то случилось?

– Мама опять расстроена, что ты задерживаешься на работе. Говорит, что деньги сейчас всё равно ничего не стоят. Говорит, что время с семьёй куда больше приносит прибыли.

Артур нахмурился. В его душе за секунду пронеслось столько мыслей, столько чувств и эмоций, сколько он не смог бы выразить и за весь вечер. Это был и удар обличения, и несправедливый укор. Это было и проявление любви, и проявление нежности со стороны семьи. Но это была и эгоистическая потребность – держать отца семейства, точно верную собаку, всё время сбоку. И то, и другое он читал в наивном пересказе дочки.

– Ты знаешь, – начал Артур так нежно, как только мог, – мама права – ничто не сравнится с тем временем, которое мы проводим все вместе. Важнее дел и вещей быть не может. Но нам нужно что-то кушать и где-то жить, чтобы этого времени у нас было больше. И для этого мне приходится много работать. Я сам этого не хочу. Но такова жизнь. Она редко даёт нам время на действительно важные вещи. Это время нам приходится отвоёвывать и зарабатывать.

Девочка поникла головой. Она понимала всё, что отец хотел ей сказать. Но что могут сделать слова против эмоций? Эмоции жаждут дел, решений, поступков, на худой конец, обещаний, хотя бы и лживых… Но слова, объяснения, увещания – вряд ли успокоят шторм внутри бушующего океана сердца. А океан этот буен и бескраен, даже в таком маленьком сердечке, как у одиннадцатилетней Бити. Артур это понял и не стал продолжать оправдания.

– Мама на кухне, – с трудом продавив комок в горле, сказала девочка. – Она тебя давно ждёт.

После этих слов Бити с прежней стремительностью ринулась обратно и скрылась за дверью в детской. Дверь за её спиной громко хлопнула, и послышался скрежет механизмов – девочка закрылась на замок.

Артур пожал плечами, скинул грязные ботинки и, на ходу стягивая куртку, пошёл в сторону кухни. Оттуда доносился приятный аромат жареных овощей и печёного мяса. При этом хозяйка не сидела с чувством выполненного долга, а продолжала кружиться, быстро перебегая от горы грязной посуды к мойке и обратно. Она наверняка заметила приближение Артура, невозможно не заметить того, кого ждёшь весь вечер. Но ей, видимо, хотелось скрыть своё знание истины.

И через секунду стало ясно почему. Артур подкрался к жене, резко обхватил руками и крепко прижался к её спине.

– Клэм, я соскучился! – нежно прошептал он, уткнувшись носом в тёмную кожу на мускулистой шее. Клэм еле заметно улыбнулась, но тут же спрятала все положительные эмоции и нарочито грубо оттолкнула супруга. Тот не ослаблял хвата, и в итоге оба подались назад и чуть было не перевернули обеденный стол.

– Ты почему так долго? – спросила Клэм, когда освободилась от сильных рук мужа.

– Выезжали за город, там нужно было антенну поправить.

– Тебе заплатили за это?

– Не-е-ет, – протянул Артур. – Это была моя вина. Мы все ездили исправлять мою ошибку. Хорошо хоть не заставили всей бригаде из своего кармана доплачивать.

Клэм ничего не ответила. Она была из тех, кому трудно прощать чужие ошибки. Но долгие годы работы над собой помогали ей держать за зубами язык в тот момент, когда больше всего хотелось съязвить и позлорадствовать.

– Завтра опять задержишься? – холодно спросила Клэм, вновь принявшись за грязную посуду.

– Не знаю, любовь моя, – Артур на мгновение задумался, вспоминая события прошедшего вечера, особенно ту дурацкую анкету с картинками. – Я жду звонка.

Повисла неловкая тишина, перебиваемая звоном тарелок. Клэм ничего не ответила.