Петр Хомяков - Тайна царя Иоанна

И, кстати, именно Грозный создает такую обстановку, когда становится возможными огромные колониальные захваты, осуществляемые по типично западным схемам. С привлечением, как бы мы теперь сказали, частных и неформальных структур. Ибо кто такие Строгановы? Кто такой Ермак? Индивидуалы, не мыслимые в византийской, до предела бюрократизированной, модели государства. Но вполне уместные в рамках гибкой политической модели с арианским орденом во главе. И это дает немедленные результаты. Именно при Грозном фактически присоединена. Сибирь. После него процесс колонизации идет гораздо менее интенсивно, можно даже сказать, лишь по инерции.

Да если проанализировать беспристрастно проект Строгановых и Ермака, то он вообще один к одному повторяет деятельность английской Ост-Индской компании на начальных этапах ее работы. Такого в России не было ни до, ни после Грозного!

При всем при том он ведет себя как европейский государь. Активно контактирует с Англией и Австрией. И желает присоединить Ливонию.

– Постойте, Святослав Михайлович, но война с Ливонией антизападная, – возразил Алексей.

– С чего ты взял? Вдумайся, Грозный воюет с Польшей и Швецией. А это отнюдь не лидеры западного мира. Но при этом дружит с Англией и Австрией – полноценными лидерами Запада. Двумя из четырех тогдашних западных сверхдержав. К ним тогда можно было отнести Англию, Францию, Австрию и Испанию. При этом он сердечно дружит с австрийским императором и желает породниться с Английской королевой. И вообще, намеревается в случае краха своей политики попросить убежища в Англии. В Англии, олицетворяющей западную идею наиболее последовательно! Англии, которая стала колыбелью нынешней западной цивилизации и родиной промышленной революции.

Вообще же параллелизмы политики Грозного и политики тогдашней Англии просто поразительны. Грозный громит Казань и Астрахань и открывает ворота для русской колониальной экспансии на восток и северо-восток. Которая осуществлялась при нем по схемам, аналогичным схемам деятельности не государственной, или, если угодно, полугосударственной, Ост-Индской компании. А «друг по переписке» Грозного, английская королева Елизавета I громит Испанию, и это тоже становится стартом для беспрецедентной активизации английского колониализма.

Да они, Грозный и Елизавета повторяют друг друга один в один!

Какой же он после этого антизападник? Он самый большой западник в нашей истории!

Кстати, очень интересная деталь. Многие недоумевают, почему такой результативный колонизатор, как Грозный, на обратил свои взоры на юг, на Причерноморье, Крым и Северный Кавказ. Ведь сил и средств, потраченных на Ливонскую войну, было бы достаточно для захвата названных территорий. Более того, именно это ему советовали многие его сторонники, потом оказавшиеся в опале. Но Грозный отправил их в опалу как раз за такие советы. Ибо был в корне не согласен с ними.

– А, кстати, действительно, почему он не двинулся на юг? – спросил Виталий.

– А потому, что завоевывая Сибирь, а перед этим расчищая туда путь, Грозный был намерен сделать Поволжье и Сибирь русскими. Русскими именно в этническом, а не только в государственном смысле. Для этого он проводит там политику геноцида и насильственной ассимиляции. И совершенно справедливо полагает, что не сможет сделать этого в Причерноморье, Крыму, и на Северном Кавказе.

А если не сможешь этого сделать, то зачем же тогда завоевывать эти земли? Ему нужна была белая орденская Русь. Он и свои-то области с сомнительным в расовом отношении населением вышвырнул в земщину.

– Так выходит, если бы политическая линия Грозного продолжалась, мы бы даже не пытались завоевать Крым и Кавказ? – спросил Алексей.

– Если бы не смогли устроить там полноценный геноцид, как в Казани, то, разумеется, нет. А Грозный понимал, что это очень трудно. В тех же горах всех чурок не переловишь. Поэтому, скорее всего, отгородились бы железным занавесом, и вся недолга. Кстати, Грозный именно так и делал. Он создавал так называемые засечные черты, засеки. Это средневековый аналог железного занавеса.

Так что если бы политика Грозного продолжилась, не имели бы мы нашего юга, но и чурок в Москве тоже не имели бы. Впрочем, Грозный и саму то Москву не жаловал. Большую ее часть он вышвырнул в земщину. И серьезно намеревался обосновать столицу здесь, в своей слободе. А если и этого будет недостаточно, то в Вологде. В одном из самых расово чистых мест Руси.

Кстати, и Ливонская война имела, помимо всего прочего, еще и биополитический аспект. Грозный активно переселял нордическое население Прибалтики и Белоруссии в северную половину Центральной России.

Кузнецов прервался.

– Ах, мальчики, вдумайтесь какое сладкое арийское название Белая Русь! Белая! Белая, как наша княжна Полоцкая, предки которой были истинными арийцами. И которых Грозный предусмотрительно переселил сюда, в свою столицу, чтобы мы могли восхищаться и вдохновляться такими женщинами.

Тамара тонко улыбнулась, а Мыльников промолчал, считая Кузнецова изрядно пьяным.

Между тем, профессор продолжал.

– А вы посмотрите на Малыша, пардон, на Лену. Это же типичная немка! Какой разрез этих голубых глаз! Как на женских портретах Лукаса Кранаха, которого уже вспоминали сегодня. Так и хочется назвать ее «майне кляйне».

Лена смущенно потупилась.

– Ладно, Михалыч, хватит разбирать внешность присутствующих дам, как экстерьер лошадей на ипподроме. Это становится неприличным, – вставил Мыльников.

– Умолкаю, умолкаю.

– Э, нет, профессор, – сказала Тамара, – тему Грозного вы уж доскажите. Я почти полночи проговорила, а теперь ваша очередь.

– Хорошо, продолжаю. Итак, церковь все это время молчит. Как в рот воды набрав. Нет, ошибаюсь. Один раз ему попробовали указать на его не православные взгляды. Но он ответил бесподобно: «Какая вера правая – один Бог знает. А нам о том судить не дано». После этого к нему с такими вопросами больше не обращались. А почему? Да потому, что он имеет возможность вообще взорвать к чертям все здание христианства! И византийского православия в первую очередь. Вот теми документами, что лежат у нас в сундуках.

– Святослав, хотя мы и одни, а ты уже изрядно под шафе, но не стоит все-таки так резко в отношении церкви, – сказал Мыльников.

– Семен, не ожидал от тебя подобной деликатности в делах духовных. Тем более, что ты, насколько я понимаю, отнюдь не воцерковлен. И потом, чего это тебя только сейчас прорвало? Мы и раньше не очень церемонились в своих высказываниях в отношении церкви.

– Да, нет. Я просто вижу, что вас начинает заносить. А там, где начинается ругань, заканчивается анализ. Не скрою, мне интересно слушать все здесь сказанное. Но именно для того, чтобы было интересно слушать и дальше, большая просьба – поменьше ругани, побольше анализа.