Алексей Мутовкин - Fохтаун

– И теперь, даже подойдя к окну и двигая занавески, робот не рассматривает свою активность как конкретные действия?

– Именно! – обрадовался Атир. – Искусственный интеллект робота сам решает, что ему считать действием, а что – эмоциональной реакцией. Это парадокс выбора . С одной стороны, выбор основывается на изначально заложенных данных и на основе полученного опыта. С другой – искусственный интеллект не имеет алгоритма выбора одного из вариантов. Этот алгоритм он вырабатывает сам, основываясь не на случайных числах, а на собственном представлении об адекватности, которое, в свою очередь, базируется на опыте и изначальных данных.

– Поразительно! – закачал головой Киэй.

– Нет! Это не поразительно! Поразительно то, что происходит в блоке, в котором обрабатываются импульсы, требующие вербальных и эмоциональных реакций.

– Давайте назовём его «Блок Б» для удобства, – предложил Киэй.

– Согласен. С «Блоком А» всё ясно и так. Там требуется действие, и искусственный интеллект выбирает самый логичный вариант из возможных. Этот «Блок А» и разработал отец Асторы Бунди. А вот «Блок Б» – для всех в корпорации «Галах» загадка. Дело в том, что изначальный код ничтожно мал. Но это именно тот код, который интеллект может сам себе переписать. У корпорации есть только сжатый, готовый для внедрения файл, отвечающий за функциональность. Все эти годы файл просто вставляли в программу, и он работал. Поэтому в корпорации никто особо на него не обращал внимания. А вот вне её все просто с ума сходят от этого кода. Представляете, разумной машине дали возможность изменять свой код, а она этого не делает. Точнее, не подаёт признаков того, что она это делает. Машина обучается, но файл кода никогда не изменяется. Он остаётся неизменного объёма. То есть, как именно робот «запоминает» новые алгоритмы и где их хранит, мы не знаем. Есть даже виртуальные сообщества, где люди годами пытаются понять механизм использования этого кода машиной. Я копался на тамошних форумах и в группах. Эти дельцы утверждают, что приблизились к решению своей задачи менее чем на пять процентов. Но вернёмся к вашему роботу-помощнику. Вы послали его взять с полки пирожок.

– Да. После этого он отправился на кухню, а через минуту вернулся и сообщил, что у нас нет пирожков.

– Это потому, что в его базе данных, основанной на опыте, не было примеров того, как реагировать на такую шутку. Поэтому он расценил это как импульс, требующий действия, и отправился совершать это действие. Но если бы опыт робота был больше, то ваша жесть направила бы этот импульс в «Блок Б».

– И что тогда? – с нетерпением спросил Киэй. – Тогда он бы выдал что-то вроде смеха, так?

– Да. Скорее всего, он посмеялся бы. А может, и нет. Он сделал бы нечто, приписанное тем изначальным кодом, который он, в теории, изменил, для выдачи вам соответствующих реакций.

– Постойте! – схватился за лоб Киэй. – Так машина переписывает этот маленький код или нет?

– Нет, не переписывает. Хотя имеет на это полномочия. Однако роботы совершенствуются! Это факт. То есть где-то они что-то записывают. Но где, нам пока непонятно.

– А что если этот код – нечто вроде словаря? Старого такого, ещё в виде книги. Есть слово на человеческом языке и перевод на язык искусственного интеллекта. А в конце словаря добавлены грамматические правила.

– Интересная аналогия. Да, это похоже на словарь, но только на такой словарь, где напротив каждого слова на нашем языке не стоит перевод, а повторяется одно и то же слово на языке искусственного интеллекта.

– Какое?

– В этом и загадка! – пожал плечами Атир. – Если бы это был русско-английский словарь, то там напротив каждого слова было бы написано «английский язык». Здесь речь не о языке, а о каком-то другом понятии. О чём-то глобальном, описывающем все наши чувства, импульсы и перемены настроения. Когда меня осенила эта догадка, я и запросил в помощь лингвиста.

– Неужели машина способна понимать наши эмоции? – усомнился Киэй.

– Важно другое: как человек смог объяснить машине, что обладает эмоциями? – заключил Атир.

***

До гостиницы коллеги добирались, когда город закутался в мягкое одеяло жёлтого света фонарей и разноцветных огней автомобилей. Скрыв лица под респираторными масками, защищающими от шальных инфекций дыхания улицы, коллеги смешались с толпой. Пучина масс увлекла их в подошедший к остановке трамвай.

Они проехали несколько остановок в переполненном вагончике, держась за алюминиевые поручни.

– Я попросил помощи специалиста, потому что этот «Блок Б» фактически копирует природные когнитивные процессы, происходящие в голове человека, когда тот решает что-либо сказать, – объяснил Атир коллеге. – Если вы хотите, я запрошу для вас документацию любого уровня, связанную с этой темой.

Киэй смотрел молодому человеку прямо в глаза – единственную видимую часть лица, между шляпой и голубоватой респираторной маской. Что-то иное увидел старый языковед на этот раз. Теперь перед ним стоял не странный тип, вечно уткнувшийся в коммуникатор, а человек, проживший хоть недолгую, но всё же жизнь, наполненную познанием, интересами, стремлениями. Как же ловко всё это можно упустить в образе человека, вечно смотрящего в горящий голубым огоньком прямоугольный экран на ладони!

– Миллионы травинок на лугу клонятся к земле под порывами ветра. Наблюдая за всеми сразу, сложно заметить, что каждая в отдельности тянется к солнцу, – сказал Киэй больше сам себе, нежели своему собеседнику.

– Трава? – удивился Атир. – О чём вы говорите? Я не понимаю.

– Сколько нам ещё ехать? – спросил Киэй.

В следующий миг что-то громко щёлкнуло, свет погас, и трамвай плавно остановился. Окна домов почернели. Поток автомобилей встал. Прошло секунд десять. Народ в трамвае оживился. В толпе послышались отдельные громкие голоса. Люди включали свои коммуникаторы, чтобы светом экранов озарить окружающее пространство.

– Приехали! – вздохнул Киэй.

– Слушайте, – тревожно обратился Атир к своему старшему товарищу, – как по-западнофризски «без паники»?

– Никак, товарищ полицейский, – громко ответил ему Киэй и похлопал по плечу. – Как только скажете «без паники», тут же всё накроется медным тазом!

Киэй чуть ли не за руку вывел недовольного ситуацией Атира из трамвая. Люди с включёнными коммуникаторами медленно заполняли всё пространство широкой улицы. Голубоватый свет приборов выхватывал из наступившей темноты тревожные лица. Сотни призрачных тревожных лиц в кромешной тьме.

Поначалу Киэй надеялся, что электричество вот-вот включат. Они минут пятнадцать постояли под козырьком остановки вместе с другими невезучими пассажирами. Затем люди стали разбредаться. Наконец коллеги тоже решились на путешествие. Атир доверился навигатору и не отрывал взгляд от экрана своего коммуникатора. Киэй разыскал остановку общественного транспорта, где вместо погасшего рекламного дисплея за усиленным непробиваемым стеклом висела классическая бумажная карта города. В выборе маршрута до гостиницы коллеги не сошлись.