Илона Волынская - Потомокъ. Фабрика мертвецов

– Не хвылюйтесь, ваше высокоблаародие, все будет навить краще, ниж треба! – крепкий мужичок поддел ломиком упаковочные доски.

А отца могли бы и высокородием звать, до этого титулования всего один чин остался! Или отец ему мало заплатил?

– Отсюда напрямик к имению проехать можно. – Отец сунул Мите под нос сложенную втрое карту. – К утру будем…

– И на чем же мы напрямик да еще с такой скоростью… – старательно маскируя насмешку под почтительность, начал Митя и осекся.

Упаковка обоих ящиков кракнула, отлетела одна доска, вторая, на перрон посыпались опилки… и блеснул металл. При свете фонаря Митя увидал торчащую из опилок стальную подкову.

– Это… что? – Он облизнул враз пересохшие губы.

– Я подумал… – Отец в явном смущении набалдашником трости сдвинул шляпу на затылок. – Возможно, я не совсем справедлив к тебе. Это для меня здесь любимое дело и будущая карьера, а для тебя только потеря хорошего образования, и родня далеко, и с развлечениями негусто. Так что вот…

– Куды воду лить, пане? – хлюпая полным ведром, от вокзала прибежал еще один мужик.

– А вот сюда и заливай! – указал внутрь полураспакованного ящика отец и сам, присев рядом, принялся поворачивать что-то…

Лязгнуло. Громкое бульканье воды сменилось шипением. Над ящиком взвилась отчетливо видимая в темноте струйка пара. Отец отскочил в сторону, мужик с ведром шарахнулся так, что едва не свалился под колеса багажного вагона. Затрещало, доски отходили, выпуская острые зубья гвоздей, и наконец одна доска отлетела с такой силой, что перепуганный мужик упал наземь, пропуская ее над собой. Хрястнуло снова… Ящик осыпался, а над перроном восстал ОН!

– Пароконь! – зачарованно прошептал Митя. – «Руссо-Балт»!

– Лошадиная сила! – восторженно присвистнул мужик, поднимая фонарь повыше, так что свет заиграл на могучей груди вороненой стали.

Митя не мог даже дышать! Пароконь стоял перед ним: огромный, могучий! Точеная голова с намеченной художественной ковкой гривой слегка наклонена, обвитые мышцами пружин и передач ноги едва слышно пощелкивают, золотом переливается эмблема с двуглавым орлом и надписью по кругу: «Русско-Балтiйскiй вагонный заводъ. Отдѣлъ автоматоновъ».

– Я подумал, в губернии пригодятся, расстояния-то не маленькие: мне ездить, ну и тебе, чтоб не скучал, – продолжал бормотать отец.

Митя обернулся и увидел второго пароконя, почти такого же, только темно-серого, с высеребренными коваными накладками гривы и копыт, и снова прикипел взглядом к своему вороненому.

– Сможешь теперь смириться со ссылкой? – рассмеялся отец. – Не будешь за билет второго класса злиться? Уж прости, расход с этими конями вышел преизрядный.

У Мити перехватило в горле. Сварог, да такого пароконя даже в конюшнях Кровной Знати нет! Хотя есть, конечно… но не все ли равно! Он поднес дрожащую ладонь к сплетению рун на металлическом крупе пароконя. Наследие варяжских предков, вернувшее свое значение в нынешнюю эпоху пара и стали, не подвело – от тепла ладони легкая искра побежала по прорезанным в металле дорожкам… сквозь сложный и непонятный непосвященным рунескрип слабо блеснула огненная Кано, и паровой котел под стальным крупом едва слышно запыхтел. Из ноздрей пароконя ударили две тугие струи пара, а лампы в глазницах замерцали.

Коснувшись сапогом намеченной на боку коня стальной ступеньки, Митя вскочил в седло. Ноги провалились внутрь, под ступнями оказались упрятанные в широкой груди автоматона педали, обтянутое кожей сиденье было теплым от греющегося парового котла. Митя схватился за рычаги на пароконской шее…

– В ящике погляди! – Отец, уже по пояс в седле своего автоматона, натянул защитный шлем и круглые очки-гоглы.

Митя сунул руку поглубже в конскую грудь и вытянул такой же шлем и гоглы.

– Что возишься? Догоняй! – со смехом крикнул отец и вдавил педаль.

Серый пароконь согнул одну ногу, вторую, выпуская пар из сочленений суставов. Его глаза завертелись в глазницах, шаря по перрону конусами яркого света. Мужики заорали – то ли испуганно, то ли восторженно, и окутанный облаком горячего пара автоматон соскочил с перрона и ударился в дробный, стремительный галоп.

Митя рванул рычаг и бросил своего пароскакуна вдогон.

Южная, пахнущая разогретой травой и пылью ночь кинулась навстречу. Конусы света из глаз пароконя выхватывали из мрака беленые стены и пышные кусты за заборами. Грохот стальных копыт разрубил тишину спящей деревеньки, и враз обезумевшие дворовые псы заметались на цепях, и заорали что-то их проснувшиеся хозяева, замелькали в окнах огоньки свечей, и мужик, с портками в одной руке и ружьем в другой, даже успел выскочить на порог. Окутанные паром стальные чудовища пронеслись мимо него и исчезли за околицей.

Митя сунул два пальца в рот и пронзительно свистнул, отправляя этот разбойничий посвист из мрака как последний привет разбуженной Хацапетовке.

Митя потянул рубильник и пошел на обгон. Проселочная дорога застонала под пароконскими копытами, клубы пыли смешались с клубами пара и осели на безупречном дорожном сюртуке, но сейчас Мите было все равно. Седло мелко вибрировало, но плавный ход поршневых ног позволял пароконю стлаться над дорогой – и скорость, скорость! Его вороненый обошел отцовского серого на полголовы, на голову – и вот уже Митя вырвался вперед, летя безудержным вихрем пара и стали по пыльному проселку. Митя запрокинул голову и заорал, швыряя свой восторженный крик в отчаянно пытающуюся угнаться за ними луну.

– Сюда! – разорванный ветром в клочья окрик был едва слышен.

Митя рванул поворотник. Механический конь накренился, почти ложась на бок и волоча за собой шлейф пара, – слышно было, как гудят поршни ног. Серым призраком в завитках пара отцовский скакун уходил наискось, по бездорожью.

– Все равно не уйдешь! – азартно выкрикнул Митя, снова бросаясь в погоню.

С лязгом столкнувшись боками коней, они пролетели насквозь рощицу и поскакали над речушкой. В темной воде отражалось стремительно несущееся вдоль берега облако пара, пронизанное лучами света и блеском металла. Вода вспенилась под копытами. Ноздря в ноздрю парокони перемахнули речушку и вылетели на пологий берег. Взметнулись на холм, вниз, снова вверх… Грохочущие копытами автоматоны горячим вихрем пронеслись по когда-то наезженной, а сейчас заросшей подъездной дороге и взвились на дыбы перед словно кинувшейся навстречу оградой.

Митя рванул рычаг, пароконь опустился на передние копыта – гибкие пружинные суставы мягко подогнулись, принимая на себя вес стальной махины. Автоматон встал, окутавшись паром по брюхо и упираясь мордой в ворота. Меж коваными завитушками причудливой монограммы жалобно, как протянутые за подаянием ладошки арестантов, торчали ветки растущих за воротами деревьев.