Дарья Вознесенская - Коэффициент магии

Хотя не мне судить о действиях Комитета. Порой то, с чем они сталкивались, было настолько страшным, что способности Максима действительно могли ничуть не обеспокоить.

Я встала, прошла на кухню и взялась за готовку, продолжая размышлять.

Интересно, почему мужчина не пошел работать в Комитет, хотя у него была явная предрасположенность? Вряд ли он не знал о его существовании; и его психотип, да и общая картина жизни предполагали, что он с ним сталкивался и должен был заинтересоваться.

Тем не менее, не заинтересовался.

Одиночка?

Или что-то иное, гораздо более опасное, что мы упустили? Комитет не мог знать или контролировать всех магов, особенно тех, кто не был замечен в противозаконных действиях – будь то нарушения законов страны или сообщества – или неохотно шел на контакт.

И ведь если подумать, я тоже не узнала о нем за эти дни ничего, что должно было бы насторожить. Даже то, что он мог контролировать – и контролировал – своих сотрудников; даже наличие «секретной» лаборатории и интерес к древним амулетам. Даже его непонятное излишне пристальное внимание ко мне. Все это не выбивалось за вероятностные линии.

Тем не менее, я насторожилась.

Что же меня так зацепило? Что ж, у меня был ответ.

Слишком явная близость антикварной лавочки от штаба Комитета.

Слишком бурная реакция Никиты на довольно таки простой жест Максима.

Слишком «своевременное» появление мужчины в тот момент, когда у меня убивают напарника, а над сообществом начинают сгущаться тучи.

И слишком отчетливый знак насилия, который я увидела, когда спросила про жену.

– Собираетесь работать с моим отцом?

Я развернулась к Никите и внимательно на него посмотрела. Мальчик – хотя какой там мальчик, молодой мужчина – был сильно напряжен и стоял, сжав кулаки.

– На твоего отца, – поправила и улыбнулась – Ты хоть посмотрел эту находку? Удивительная вещь.

– И это все, что вас интересует?

Я нахмурилась. Эти Арсенские как то слишком много на себя берут. Оба.

– Никита, а тебе не кажется, что ты несколько перегибаешь палку?

– Простите, – буркнул он и резко отвернулся, а решила использовать его непонятную злость для собственных целей.

– Просветишь меня, что именно тебе не нравится? Что это буду я, что работать или что у твоего отца?

– Всё.

Я хмыкнула и попробовала подобраться с другой стороны:

– Может ты сам хотел заняться анализом?

– Нет.

– Тебе кажется что я недостаточно квалифицированна?

– Да нет же!

– Тогда зачем ты пытаешься втянуть меня в свой конфликт с отцом?

Он озадаченно на меня посмотрел, а потом махнул рукой и пошел прочь.

Я вздохнула.

Что там между ними происходит? Соперничество? Если Никита по характеру хоть сколько-нибудь походил на Максима, это вполне могло быть. Вот только на каком основании? Я старше студента на восемь лет, да и в принципе ни разу не давала повода предположить, что в меня можно… Назовем это влюбляться.

Уж если у кого и есть шансы…

Я сглотнула, вспоминая неожиданные прикосновения и жаркий шепот.

Там не шансы. Там кое-кто едва сдерживается, чтобы не поддастся собственным желаниям. И этот кое-кто далеко не Максим.

Зазвонил телефон и я чуть нервно усмехнулась, глядя на экран. Легок на помине. И у меня, кажется, появился повод попросить оставить меня в покое.

– Вы подумали над моим предложением? – начал старший Арсенский без предисловия.

Мне хотелось ляпнуть «над каким из них?», но я подавила неуместный порыв.

– Подумала. Я согласна. Вот только, Максим Григорьевич, у меня просьба…Понимаете, как выяснилось, ваш сын весьма напряженно относится ко всей этой ситуации…

– И что, вы хотите попросить меня держаться от вас подальше? – голос его сделался насмешливым.

Ну-ну, рассчитываешь меня переиграть?

Я подпустила в свой немало удивления:

– Ну что вы… Причем здесь вы? – кажется кое-кто захлебнулся насмешкой, – Просто хотела попросить вас, раз уж мне все равно нужен будет помощник, чтобы им стал Никита. Он достаточно умен и заинтересован в предмете, да и вам спокойнее – не придется больше привлекать никого постороннего.

Долгая пауза и чуть раздраженное:

– Это… Хорошо.

И положил трубку.

А я почувствовала себя последней сволочью, которая прикрывается невинной жертвой, чтобы самой ею не стать.

– Посмотри. Понимаешь, что это?

Мы склонились над одним из оберегов, который Никита долго и тщательно очищал от всех лишних наслоений. Но знак, похожий на перевернутую букву А, был ему не знаком.

– Бычья голова. Символ бога Велеса.

– То есть, здесь изображены боги?

– Можно было бы это предположить, но… – я задумалась, вспоминая свои ощущения. Каждый раз, когда я прикасалась к лунницам, я видела ночь. – Велес для славян был, скажем так, аналогом греческого бога Гермеса. А того, в свою очередь, соотносили с планетой Меркурий. И если предположить, что эти лунницы – набор из семи оберегов, то…

– Семь планет?

– Да. Жителям Древней Руси были известны всего семь планет, которые можно было увидеть невооруженным глазом – Солнце, Луна, Меркурий, Венера, Марс, Юпитер и Сатурн. Видишь, Солнце и Луну тоже относили к планетам. А Земля не считалась планетой – небо казалось нашим предкам твердыней, отделяющей наш мир от небесной воды, по которой плавают звезды.

– Почему плавают?

– Они же постоянно меняли свое положение; вот им и пытались по-добрать верное обозначение. «Переходницы», «планиты, рекше плавающие».

– А само слово…

– Тоже от греков досталось. Еще в летописи одиннадцатого века говорится «единъ от семи планитъ».

– И что это значит?

Я пожала плечами. Вполне возможно, мы имели дело просто с символическими украшениями, но… Я всегда любила сказки. И хотелось верить, что мы нашли нечто большее.

– Давай так. Собери мне к следующей неделе всю информацию, которая может относиться к семи видимым планетам и астрономическим представлениям древних славян. Я как раз закончу анализ и более менее точно смогу назвать век, когда эти лунницы были сделаны – а они явно вышли из-под руки одного мастера. И продолжим наши исследования. Хорошо? Уже поздно, на сегодня мы точно закончили.

Никита кивнул, хотел было что-то сказать, но потупился и вышел из кабинета.

Я же привела все в порядок и тоже спустилась вниз. И даже не удивилась, когда увидела Максима, стоящего возле входа в здание.

– Влада… Александровна.

Чё-ерт.

Мне удавалось избегать его общества несколько дней, и за эти дни я почти убедила себя, что все мои реакции надуманы.

Какая дрожь? Какое волнение? Вы о чем?

А теперь, стоило мне просто его увидеть, стоявшего возле своей машины; услышать хриплый голос, произносивший каждое слово со значением и такой убежденностью, что становилось понятно – скажет пойти за ним, значит надо идти; почувствовать даже на таком расстоянии – а куда же я дену свое обоняние! – его чуть горьковатый, мужской запах – я поняла что я не просто взволнована.