Екатерина Гичко - История о краже. Лгунья. Том 1

Но местные жили и не горевали. Тошкан ей даже рассказывал, что раньше у них обычай существовал молодёжь в определённом возрасте на сутки выгонять на болота. Потом их покалеченных собирали и лечили. Слава богам, о том обычае только память и осталась!

Способы лечения здесь же были ещё более странными. Майяри никогда ранее даже в книгах не сталкивалась с тем, чтобы какие-то народы использовали части тела животных вместо утерянных. Обитала на болотах занятная зверушка, называемая сава̀дник. Вот именно с её лапой ходил Бешка. И для Майяри самым пугающим было именно то, что части савадника действительно приживались.

Садовники объясняли это милостью богов, Майяри же предполагала, что причина кроется в самих болотах. Точнее, в том, чем они были раньше. А раньше они были известны как Гава-Лиимские сады, самые прекрасные сады в мире, чьи плоды были способны исцелить любую болезнь. Лечебные сады! После нахождения охранных знаков Майяри уже не так скептически относилась к возможному прошлому болот и частенько задавалась вопросом: а куда подевалась лечебная магия садов? Если она действительно была такой, какой её описывают легенды, то она не могла так просто исчезнуть. Вероятнее всего, она крылась в земле. Сейчас земля испоганена, но растения, всходящие на ней, все без исключения целебны.

Майяри предполагала, что жуткие монстры, выпущенные Истариданом, изменились под воздействием залитой водой земли. Они в огромных количествах ели плоды и траву садов и не могли не измениться. Возможно, с этим и связана поразившая её совместимость садовников и савадников. А может, нет. Одни боги знают, как всё было на самом деле! К тому же жители бывших садов и сами обладали потрясающей живучестью.

– Ну хоть ожила малость, – Рыжжа окинула её придирчивым взглядом, – а то ходила, словно сердешного потеряла. И исхудала-то как!

Рыжжа, сама того не зная, надавила на больное место. Майяри плотно сжала губы и отвела взгляд. Можно было сказать, что и потеряла.

– А груди-то, груди где? – продолжала горевать Рыжжа. – Тебе-то они, мож, и без надобности, но мужик тока на них и глядит. Он же как дитё в сисе нуждается!

Майяри фыркнула и рассмеялась.

– Рыжжа, ну ты… – начала она, но поперхнулась. Смех застрял в горле, а рука вцепилась в карман.

Майяри сама не могла ответить себе зачем, но продолжала носить письмо с собой. Вероятно, по привычке, а может, из-за подсознательного желания пострадать, сделать себе ещё больнее, почувствовать себя несчастной. Она всё так же каждое утро запихивала письмо в карман, а вечером бросала на стол. И вот сейчас по бедру разливалось горячее тепло, которого она совсем не ждала.

Написать ей мог только Виидаш.

Внутри затлела злость. Что ему нужно? Как он вообще посмел написать ей? Ах да! Он же не знает, что она уже осведомлена об изменениях в его жизни. Не знает, что она подвергла свою жизнь опасности из страха, что с ним что-то случилось, и поехала в город. Не знает, что она своими глазами видела его свадьбу!

– Чего эт с тобой? – озабоченно спросила Рыжжа.

Майяри заставила себя разжать пальцы.

– Ничего, – она улыбнулась. – Давай я действительно с Жѝшкой посижу.

Брови Рыжжи удивлённо приподнялись, но более она ничего спрашивать не стала.

– Ну пошли.

Майяри шагнула следом за ней, ощущая, как в кармане продолжает пульсировать теплом письмо, но не испытывала никакого желания читать его. Она долго ждала внятного ответа от Виидаша, пусть и он немного подождёт.

Когда экипаж харена вернулся к зданию сыска, солнце уже стремительно шло к линии заката. Ощутимо похолодало, и сошедший на мостовую господин Ранхаш хромал сильнее прежнего. Шидай уже ничего ему не говорил, только смотрел с непонятной мрачной решимостью и совсем нехорошо постукивал тростью по ладони. Видимо, терпение его иссякало.

В холле за низеньким столиком их ждал Варлай. Только они вошли, как молодой оборотень с облегчением подскочил и направился к ним.

– Харен, свидетель вас уже ждёт. Позвольте проводить вас в комнату для допроса.

Комната для допроса в здании сыска была одна, и приспособили её для преступников, поэтому здесь имелись только стол, стул и массивное деревянное кресло с цепями. Кресло с цепями обычно занимал или преступник, или дознаватель, если допрашивался свидетель. Но данетий не рискнул расположить харена на столь сомнительном месте, поэтому на жёстком сиденье беспокойно мялся широкоплечий мужик с чёрной окладистой бородой. Он ощутимо переживал, с опаской косился на цепи и стискивал пальцами край стола. Край натужно скрипел.

Стоило харену войти, как мужик подскочил и испуганно уставился на него.

– Господин Ода̀ш? – уточнил Ранхаш.

Тот быстро кивнул головой.

– Рад видеть вас, – голос харена вдруг зазвучал мягко и вкрадчиво. Стоящий за дверью данетий даже приоткрыл створку, чтобы убедиться, что там действительно начальник, а не кто-то посторонний. – Садитесь. Надеюсь, вам не пришлось долго ждать меня?

Мужчина плюхнулся на стул и гулко сглотнул. Щеки его слегка порозовели, а пальцы чуточку расслабились.

– Нет-нет, господин, – торопливо заверил он харена. – Я почти и не ждал.

– Замечательно, – лицо господина Ранхаша по-прежнему было спокойным, но голос излучал тепло и умиротворение. – Я только начал заниматься делом об ограблении, свидетелем по которому вы выступаете, и хотел поговорить о том дне с вами лично. Вам не стоит волноваться.

– Д-да я не волнуюсь, – браво ответил Одаш, утирая пот со лба. – Тока я ничего более к тому, что сказал ранее, не прибавлю.

– Ничего, я хочу просто услышать ваш рассказ и задать несколько вопросов.

Свидетель, успокоенный вежливостью и мягкостью дознавателя, приободрился и выпрямился.

– Да чего там рассказывать-то? Шёл домой вечеро̀м от Охля̀ши. Ну это гончар, у которого я работаю. Темень уже стояла, волчий месяц светил вовсю, и на улицах почти никого не было. Я решил срезать мимо сокровищницы, там обычно прохожих мало в это время. Это из-за стражи, но мне-то, честному оборотню, чего бояться? Иду я, значит, вдруг слышу хрипы какие-то. Сердце у меня захолонуло. Нехорошее я почуял, ну и двинул на звуки. Завернул за угол, а там улочка, которая как раз к задним дворам сокровищницы ведёт. И на мостовой кто-то лежит, а сверху на него она наваливается.

Мужик судорожно сглотнул и отёр голову от затылка ко лбу, вымаливая у богов защиту.

– Свет волчий как раз ей на лицо падал, – голос его предательски дрогнул. – Страшенное зрелище! Лицо бледное, глаза как две дыры, а губы кривятся в злобе. Одной рукой она держала старика за горло, а в другой зажимала кинжал.

Оборотень опять сглотнул и стыдливо опустил глаза.