Илья Букреев - Век нерожденных

Шеварднадзе с удовольствием насладился бы приближением к родной планете, но подвело тело. Доктор вышел из стазисной капсулы всего шесть часов назад и его порядком мутило. Голова была тяжела, словно у пресыщенного полуденным сном, что не удивительно, учитывая два года проведенные в капсуле. По статистике, не многие космонавты страдали острой мигренью после стазиса, но доктору «посчастливилось» оказаться в их числе. Поэтому любование видами Земли заменила душная подушка с уткнутым в нее зеленым лицом.

– Давид, не желаете покидать мой корабль? Не удивлен, что под началом такого великолепного командира, как я, вы готовы тотчас отправиться в самое пекло галактики. Но увы, команда сошла на станцию, и не будь я капитаном, если не покину корабль последним.

Доктор поднял голову и увидел полковника. Он стоял спиной к кровати и наблюдал в иллюминатор за ночными огнями Европы.

– Знаете, я был космонавтом на старой космической станции, – сказал командир. – За три месяца до вторжения я вернулся на Землю. Повезло, я хотел остаться еще на полгода. Эх, видели бы вы прежние гирлянды из света. Каждую ночь, затаив дыхание, я рассматривал большие сияющие пятна городов и цепочки, которые тянулись до скоплений мегаполисов. Было видно наглядно, где и как распространилась культура. Однако больше впечатляли темные пятна области Евразии, центра Африки… Казалось, там нет жизни и людей. Когда началась оккупация пришельцев, я часто видел пугающие сны, где один за другим гаснут огоньки, оставляя бесплодную мглу.

Под конец полковник говорил с не свойственной сентиментальностью. Он обернулся к кровати, его лоб и жилистая шея взмокли.

– Вы как?

– Подташнивает немного, – сказал доктор. – Я в порядке.

– Раз так, может пройдемся? Мне нужно появиться в штабе флота, и вы заодно проветритесь.

– Мне становится лучше, но все же не настолько, чтобы гулять. С вашего позволения, я поеду в отель. Признаюсь, даже в полном здравии я не стану разгуливать по станционным площадям.

– Верно, вы сторонитесь скопищ народа… Знайте, мое мнение: затворничество не поможет справиться болью. Хотя, я больше вам не начальник, и не намерен принуждать.

– Спасибо, товарищ полковник.

Немного придя в себя, доктор спустился с корабля и взял электромобиль, чтобы добраться до жилого сектора. Мимолетная радость возвращения сменилась меланхолией, настойчиво окутывавшей, как капля смолы насекомое. Он неспешно проезжал мимо выгружающегося экипажа, который встречали коллеги и друзья. Чужая радость казалась доктору противной, при том он понимал, что трактует поведение встречавших через призму внутренней подавленности, и оттого на душе становилось еще гаже. На мгновение Шеварднадзе пожалел, что вернулся. Эмоциональное падение пресек входящий вызов от местного госпиталя. Перед взором появилась моложавая медсестра и приветливым голосом потребовала явиться в больницу и оформить передаточные документы на Алексея, ведь Шеварднадзе до сих пор значился его лечащим врачом. Гнев раздражения от надобности куда-то тащиться развеял уныние, и доктор нашел силы добраться до госпиталя.

Уютный кабинет заведующего психоневрологическим отделением имел претензию на домашнюю атмосферу, но походил на захламленную квартирку: цветастый ковер под ногами и обои из жухлой травы, на столе пачки бумаг, неведомо зачем и откуда взявшиеся в век цифрового документооборота, запачканные едой и залитые кофе. На фоне общего серо-стального стиля станции этот островок архаики почитался работниками станции за модный. Окончив формальности, Шеварднадзе не стал задерживаться у коллеги и распрощался так скоро, насколько позволяют приличия. В коридоре премного покоя он к своему неудовольствию встретился с Алексеем в сопровождении двух медбратьев. При виде доктора, впервые с возвращения из ямы на лице скалолаза появилась улыбка, и, пренебрегая протестами медбратьев, он принялся махать в приветствии. «Хочет, чтобы навестил», – подумал Шеварднадзе, и раскаленной болью эта мысль растеклась по под черепом. Сдерживая гримасу страдания, он выдавил улыбку и отвел взгляд, сделав вид, что принял звонок. Продолжая спектакль, он сбежал из больничного корпуса.

Испытывая неимоверное облегчение, доктор вошел в небольшой номер. Он распластался на мягком матраце и с добрых три часа лежал в полудреме. Разум захватили прерывистые, как дымка, сновидения. Одно из них увлекло. Шеварднадзе стянул пиджак и устроился поудобнее, но сколько не силился уснуть, ничего не получалось. После терзаний он обследовал содержимое мини бара. Двойная порция водки сделала свое дело.

Наутро Шеварднадзе встал с кровати с такой легкостью и ясностью в голове, словно он вернулся в одиннадцатилетнее тело в родительский дом в Аджарии, а не дрейфовал на станции в сорока тысячах километрах над уровнем океана. Первым делом доктор зашел в почтовый офис, где автоматизированная система выдала посылку с Земли. На подлете к станции, едва выйдя из стазиса, он заказал в типографии картину, предчувствуя скорую неработоспособность. Сегодня он благодарил себя за предусмотрительность.

Алексей завтракал в палате, когда пришел доктор. Убранство нового пристанища было унылым от обилия металла и пластика в интерьере, углы и те были сглажены. Доктор понемногу начал понимать моду на бардак в кабинетах.

– Давид, как я рад тебе! Мне нужно кое-чем поделиться.

– Здравствуй. Счастлив, что ты идешь на поправку. Мы обязательно поговорим, только доешь. Я не спешу.

Доктор присел на стул и дождался, пока его пациент закончит есть.

– А ваш план сработал! – сказал Алексей, отставляя миску. – Как вы велели, я посмотрел рассказ о нашествии инопланетян. Это буквально сносит голову! Пусть я непричастен к произошедшему на Земле, но во время просмотра я очень переживал, будто бы сам воевал.

Шеварднадзе знал, что переубеждать Алексея пока преждевременно, однако, был налицо неосознанный эмоциональный отклик на вторжение пришельцев, который словно первая трещина послужит началом разрушения заблуждений.

– Говорят, что вселенная появилась в большом взрыве из бесконечно малой точки. Если так то, мы все части общего, и причастны ко всему что происходит вокруг. Ну или нечто в этом роде…

– Ничего не понял, Давид. Я о другом, после просмотра военной истории, мне открылось видение, похожее на волну понимания.

– О стене?

– Я вспомнил одну из пещер.

– Гаасцора! – довольно засмеялся Шеварднадзе. – Как знал, что нужно дать визионер именно перед уходом в стазис. Увиденное настроило сознание на определенный лад, и мозг начал работать на подсознательном уровне без усилий.

– Похоже на то. Я проснулся и почти сразу в голове появились образы, которые складывались в сюжет.