Елена Нестерова - 10 способов убить Меня!

– Дорогой, я принесла тебе виски со льдом, а себе налила шампанское. Ты не против, Котик?

Конечно, я был не против, но попросил ещё льда и бутылку виски, чтобы отметить эту волшебную Парижскую ночь, как полагается.

Когда Элен вышла, я высыпал ей в бокал шампанское кое-что, что не помешало бы мне провести эту ночь по своему усмотрению.

Пока я тянул разбавленное виски, Элен исчезла, и я нашёл её в постельке, спящую как Ангелочек. Это показалось мне странным, но было как нельзя – кстати.

Времени оставалось мало. Я затянул галстук, заправил рубашку и, вытащив чемодан из шкафа, ринулся к выходу. Такси уже было в глубоком ожидании. Я опаздывал на самолёт.

Огоньки продолжали мелькать за окном, собирая на мою ладонь яркие монетки, и вдруг мне показалось, что воздуха не хватает и першит в горле. Открыв окно, я впервые так чётко ощутил гул этого города. Его споры, склоки, речи о любви и слёзы от измен.

В Аэропорту «Шарль де Голль», всё прошло, как и задумывалось. Я нырнул в бизнес класс и минуты потянулись как часы, отстукивая в моих висках, свой ход. Рядом сидел человек с поднятым воротником пиджака. Косо взглянув на меня, он достал журнал с рекламой дорогих часов и машин, и погрузился в это чтиво с завидным усердием.

Я слегка вздремнул, но, когда очнулся, моё горло было сдавлено с невероятной силой. Я лежал в проходе, а тело, уже не подвластное мне, билось в конвульсиях.

Кто-то пытался перевернуть меня на бок, я начал кашлять, извергая кровяные полосы по всему ковровому покрытию самолёта.

Это было целую вечность! Невероятно больно! Господи, так больно, что и сейчас я весь дрожу, вспоминая тот день.

Всё, что было во мне, продолжало выходить окровавленными рвотными массами, при этом я потел и впадал в состояние галлюцинаций, где моё тело поднимали высоко над землёй, и боль отступала.

Я умер в тот момент, когда мы приземлились в Москве. И где-то вдали послышались сирены скорой помощи.

Заплакала стюардесса, славная смелая девчушка. Она до последней минуты тянула меня из лап смерти.

Шушукались пассажиры, но их не пускали за шторку, чтобы взглянуть на труп. А так хотелось. Я чувствовал, как нарастало их нетерпение, когда врачи поднялись на борт и стали перекладывать меня на каталку, пристёгивая ремнями. Это позволило пассажирам эконом класса раздвинуть шторку, и тогда я услышал истошный крик, словно голосили все бабы на свете, как это было принято на похоронах в древние века.

Я видел её глаза. О, да. Не стоит напоминать мне, что я умер. Это было неоспоримым фактом, но её глаза я помню так чётко, что мог бы нарисовать их. Впрочем, мои глаза были закрыты – я был мёртв и не имел ничего, кроме чувств. Они даже усилились многократно, несмотря на бездыханное тело. Я не только видел людей, но и слышал их мысли и чувства, видел их ауру, словно в самолёт проникла радуга, наградив каждого своей благодатью. Лишь один человек оставался серым внешне и чёрным изнутри. Он выскочил из салона, как только открыли дверь, впуская медиков.

В «скорой», молодой доктор пытался реанимировать меня, но, когда силы и упорство окончательно иссякли, он сдался, закрыв лицо руками. Упакованный в чёрный мешок я продолжал свой путь до морга.

Я был первым покойником у неопытного, но старательного доктора и, сообщая в диспетчерскую, тот чуть не плакал, голос его дрожал и руки тряслись.

Сомнения не было – я умер, но никакого света в глубине тоннеля, лишь пустота и темнота, бесконечная как космос. Я плыл в ней, постоянно уменьшаясь, словно бы тая, пока не превратился в крупинку. Затем уменьшился до не существования и…

Вздох и я ожил.

Раньше, я не знал, что так сложно выбраться из чёрного пакета для трупов. Ободрал себе пальцы о молнию, я чуть не задохнулся, пока меня наконец-то не выпустили на свободу.

– Чудо! – всплеснула в ладоши медсестра, а водитель ударил по тормозам и резко остановился на обочине.

Мне начали мерить давление, пульс, температуру. Все показатели были в норме. Кардиограмма сердца не выявила никаких отклонений, и мне позволили сесть. Я почувствовал лёгкое головокружение, но пересилил себя и никому не сказал об этом.

Врачи уговаривали проехать с ними до больницы, но я вышел у станции метро, благо мой багаж они тоже прихватили.

Прощание было тёплым. Молодой доктор – прослезился, а я, слегка ошалевший, дождался пока они отъедут и сел на лавочку, чтобы немного подумать над случившимся.

Местность была незнакомая, мелкий дождь попадал мне на лицо и за шиворот рубашки, воскрешая с каждой секундой. И не только моё измученное тело, но и мою память.

Вы знаете, что такое память? Это всё вольное и невольное, что мы запоминаем и храним. Я помнил, как пил виски со странным вкусом, я помнил – как умирал, я помнил тех людей, что наблюдали за этим. И её я тоже помнил! Ту девушку, что истошно кричала в самолёте.

Это было как кино, снятое лично для меня, со всеми подробностями и показанное на замедленной перемотке.

Ощущение было очень странное. Словно этот новый механизм был установлен в моей голове, предлагая не напрягаться. Просто затребовать нужные данные, и они тут же появлялись у меня перед глазами.

Я приехал в Москву на очень важную встречу, её просто нельзя было отложить, но теперь дел прибавилось.

Я поймал такси и сделал первый звонок после смерти.

– Максим, это Дмитрий. Прости, что так поздно.

Голос не был сонным, а вот удивлённым был. Я слышал, как бьётся его сердце, часто, часто. И он сглатывает слюну, чтобы ответить мне.

– Да, я ждал твоего звонка. Встретимся в назначенное время. Бумаги готовы.

Я сказал таксисту место назначение, и мгновенно вспомнил тот разговор, что слышал в душе.

Тогда, в Париже он казался мне колыбельной. Я подумал, что она звонит своей маме, но сейчас я вспомнил её слова. Она разговаривала с мужчиной, обсуждая, как скорее избавиться от меня.

Часть этого разговора я прокручивал в своей голове раз за разом, пытаясь понять, за что эта девочка поступила со мной так жестоко.

– Коля, мы уже в номере. Как быстро подействует содержимое флакона.

– Элен, не паникуй. Не менее четырёх часов. Но как только он отключится, делай ноги. Надень тёмный платок и сутулься, это пугает парижан.

– Я не паникую. Так, слегка боюсь. Но он сказал, что меня легче убить, чем бросить. Уж больно я много знаю. А что я знаю, Коля? Вот что?

– Прекрати рыдать громче душа! Я и так ничего не слышу! Когда вернёшься, мы это выясним. А сейчас перестань капать мне на мозги и сделай дело… И умоляю тебя, ничего не пей. Ничего – является понятным для тебя словом?

– Ты думаешь, он меня отравит?

–Нет, детка, превратит в царевну лягушку! – В этом номере я даже каплю в душе не слизну.