Матильда Грин - Хранители

– Как твоя голова сегодня? – улыбнулась она.

Остатки моей гордости потонули в пучине отчаяния. «Ты для неё объект жалости, не больше», фыркнул внутренний вредный Фре-Роланд.

– Отлично, – я указал на её телефон, – следователь звонил? Опознание?

– Ты думаешь? – ужаснулась она, – так скоро?

– Думаю да, – вредный Фре-Роланд злорадно потирал ручонки. Пусть эта встреча с ним будет заранее отравлена трупным ядом. Бррррр!

Она откинулась назад и чуть слышно застонала. При виде её несчастного лица мне стало стыдно за своё малодушие. Я взял её руку и легонько сжал в своей.

– Всё будет хорошо, Арин. Спасибо за то, что ты была со мной эти два дня. Только твое присутствие сделало их для меня незабываемыми.

Она пожала мою руку в ответ, и наши взгляды встретились. В ушах шумели волны любви, накатывавшие на брег нашего счастья, поэтому я не сразу расслышал, что она передаёт мне дежурные слова сожаления и наилучшие пожелания от Натана.

– Спасибо. Передай ему пожалуйста, что я надеюсь на скорейшее восстановление его детища. Ты сама, надеюсь, без работы не останешься? – я подмигнул ей, но по выражению её лица понял, что этот вопрос пока окончательно не решён и тревожит её. Мне хотелось хоть чем-нибудь подбодрить Арину, поэтому я брякнул, не подумав:

– Даже если с «Причалом» покончено, ты всегда можешь подрабатывать экстрасенсом.

Она рассмеялась и снова сжала мою руку. Однако, её лицо быстро посерьезнело.

– По крайней мере, мне кажется, тебе стоит развивать в себе эту способность, – продолжал я, – только не в мистическом, а больше в психологическом плане.

– Например? – нахмурилась она, не понимая.

– Например, просматривая меня, как ты говоришь, ты увидела, что моего отца что-то печалит. Направив это видение на проработку моих отношений с отцом, ты бы больше работала, как психолог-экстрасенс.

Арина кивнула мне и заметила:

– Меня как раз и привлекает больше работа над текущими внутренними вопросами, а не возможность заглянуть в будущее.

И добавила:

– В конце концов, это возможность решить и свои собственные психологические проблемы.

– Точно, – обрадовался я, и мы неожиданно одновременно заявили:

– Потому что наше будущее создаем мы сами!

И уставились друг на друга. Не знаю, что произошло потом, но мы в резком и (с моей стороны) дерзком порыве обнялись. Моё сердце колотилось так, что, казалось, перебивает мерный гул её сердцебиения, отдававший у меня где-то в подмышках. Казалось, что в этот момент сам Андрей-аполлон, смирившись с моей победой, благословляет нас. Я так и не решился поцеловать её, но взгляд от её губ оторвать уже не смог. К счастью, она этого и не заметила, и, мягко отстранившись от меня, заметила, глядя в окно, рыдавшее потоками дождя:

– Подъезжаем. Мы же еще увидимся с тобой, Роланд? Ты удивительный человек!

Я ничего не мог сказать. Меня обуревали дикие и одновременно такие знакомые мне чувства. Снова нахлынула горечь перед моментом прощания, а мысленный Андрей-аполлон, ухмыляясь, распахнул Арине свои мускулистые объятия. «Любовь, как кровь или хорошая заковыристая морковь». Каждому своё, а мне – место у окна в самолёте.

Не успел я опомниться, как мы уже стояли у стойки регистрации. Мой чемодан вместе с моими напрасными надеждами проследовал в багажный отсек. Но, Бог мой, на что я вообще надеялся? И что это за идиотская слабость, что за бессмысленные метания? Я свой выбор сделал давно, моя жизнь мне нравилась, и менять я её пока не собирался. На мой выбор не повлияли ни мудрый, все понимающий отец, ни добрая мачеха, ни увещевания лучшего друга…. Моя жизнь изменится только тогда, когда я сам буду готов к этому.

Чувствуя, как растворяется во мне отрезвляющая таблетка, милостиво протянутая мне собственным здравомыслием, я не сразу заметил, что сидевшая напротив меня Арина застывшим взглядом смотрит куда-то мимо меня поверх своей чашки с прощальным кофе, на который я пригласил ее, пользуясь тем, что посадку ещё не объявили.

– Арин, – позвал я её, – ты что? Ты в порядке?

– Д-да, – встрепенулась она, приходя в себя, – просто задумалась?

У входа на посадку мы еще раз крепко обнялись, и я решительно направился по змейке к пропускному пункту, возле которого стояло несколько человек. Арина, провожавшая меня тем же подозрительно сочувственным взглядом, внезапно окликнула меня.

– Роланд!

Я вздрогнул и обернулся.

– Мне правда очень жаль. Насчет твоего отца. Но лучше будет, если ты последуешь его совету. Пожалуйста, послушай его. Это очень важно!

Подивившись этому странному порыву, я неловко улыбнулся, помахал ей и скрылся за ширмой предпосадочного зала.

Когда я уселся на своё место в полупустом самолёте, я не мог не признаться себе, что, несмотря на жестокое самобичевание по поводу моего увлечения Ариной, я откровенно грустил. Решив отдаться этому чувству, пережить его, переспать с ним за время этого перелёта, я опустил голову на подголовник своего кресла и полу-дремал, прикрыв глаза. Я надеялся только на то, что останусь без соседей, что позволило бы мне, не отвлекаясь ни на кого, исчерпать свои эмоциональные стенания и перейти на следующий этап. И как только я перестал сопротивляться своим чувствам, перед глазами начали вставать карие (или зелёные?) глаза моего рыжего экстрасекса, её улыбка, её странный застывший взгляд, когда она ворожила над моим эфирным телом, её мелодичный голос, рассказывавший мне о казаках…. Вспомнилась её нерешительность перед тем, как войти в мой номер, её смех в ответ на мои глупые шутки… Глаза увлажнились сладкой слезой печали, и я уже погружался в томительные грёзы, а самолёт ещё не сдвинулся с места.

Вибрация смартфона в кармане пиджака заставила меня вздрогнуть. Увидев имя на экране, я удивился этому неожиданному, но приятному звонку.

– Здравствуй, Габриэла, – с улыбкой в голосе сказал я.

– Милый мой. У тебя такой печальный голос… Ты уже знаешь?

– Знаю что? – я выпрямился в кресле, мгновенно напрягаясь.

– Ах, Роланд, мальчик мой, – в задрожавшем голосе Габриэлы явно проступали рыдания, – тебе нужно срочно приехать в Женеву. Твоего папы не стало вчера.

Часть 3

МАДЖЕНТА

1

В просторной гостиной женевской виллы было много людей, но Гилберт, входя в нее этим жарким июльским вечером, сразу наткнулся взглядом на осунувшееся лицо старшей сестры Софи. Марьян стояла в пол оборота к нему и тихо переговаривалась о чём-то со стоявшим рядом Роландом. Она тоже заметила его. В руках она держала бокал, наполненный красным вином. Гилберт знал, что Марьян живет на вилле уже почти две недели. Она приехала по просьбе умирающей матери и оставалась рядом с Габриэлой до последних минут её жизни. А потом занялась похоронами. Не могла же она доверить легкомысленному Гарри организацию похорон, пояснила она по телефону. Гилберту было совершенно безразлично, кто этим будет заниматься. Его слишком измотали последние три месяца попыток сначала доказать свою непричастность к жестокому убийству бывшей жены, а затем выяснить, кто и как это убийство совершил. Поначалу свидетельства нескольких очевидцев их ссоры возле кафе тем апрельским утром сделали его главным подозреваемым в совершенном преступления. На его счастье, у него остался чек из ресторана, где он ужинал перед встречей с Софи, да и официантка подтвердила его алиби. Выходило, что Софи была убита как раз в тот промежуток времени, когда Гилберт ужинал и решал вопросы по ремонту одного из старых номеров. Всё происходящее казалось дурным видением или сном, он просто отказывался признавать, что каким-то непостижимым образом именно он оказался в центре этого кошмарного бреда. Обвинение по какой-то причине изначально поставило себе целью во что бы то ни стало доказать, что это именно он убил Софи. Все его попытки убедить обвинение в существовании некоего Поля, с которым Софи, по её словам, собиралась уезжать из Франции натыкались на скепсис и только усиливали настрой против него. Скрытная жизнь этой женщины, практически полное отсутствие общения с матерью, Гарри или Марьян, которые, как выяснилось, понятия не имели о планах сестры, только ухудшали ситуацию. Обвинение так яростно изобличало Гилберта в том, что он мог выдумать несуществующего Поля с целью отвести глаза от своей преступной персоны, что он и сам уже сомневался: а не приснился ли ему вообще этот разговор? С отчаяния Гилберт снова закурил, и, сидя бессонными ночами с дымящейся сигаретой на кухне, ловил себя на мысли, что невольно ожидает возвращения жены. Совсем как год назад. Либо со страхом представлял, что он сошёл с ума и взаправду совершил это убийство, тайно приехав в Париж. А этот его сон в отеле – просто флешбэк его реального поступка. Он чувствовал, что она и после ухода в мир иной продолжает мучить его, не отпуская на свободу и не давая возможности узнать всю правду о том, что с ней произошло. Там, в парке. Больше всего Гилберта пугало именно то, что в парке он увидел её именно такой, какой она предстала ему во сне. Об этом он, разумеется, никому не сообщал, даже Роланду. У них пока и не было времени на такой разговор. Роланд вообще вернулся из своей апрельской командировки каким-то другим. Он стал более задумчивым и каким-то уж слишком серьёзным. Гилберт помнил, что Роланд кого-то встретил в России, но вдаваться в подробности в тот момент у него не было желания. За эти три месяца Габриэла и Роланд сделали всё возможное, чтобы помочь ему. Спустя месяц поисков нашелся надёжный свидетель помимо официантки. В тот злополучный вечер один заядлый курильщик из дома напротив парка все время, пока Гилберт ожидал Софи, с интересом наблюдал за крепко обнимающейся парочкой, которая подозрительно долго в одном неизменном положении прижималась к ограде со стороны парка. Оба кутались в тёмные пальто. Именно перед этой оградой, между густыми кустами жимолости через час после этого и нашли Софи. Незадачливый наблюдатель не догадался позвонить в полицию, но почему проходящие мимо люди не видели крови, не слышали криков, до сих пор оставалось загадкой.