Анна Данильченко - Варианты

Вот только Машка, которая родилась с васильковыми лучистыми глазами, иногда напоминала мне об этом приключении молодости.

Так что, Вера Павловна, вспомните, что срок давности на такие преступления не распространяется, и успокойтесь. Как говорит одна моя коллега, ухаристая баба за шестьдесят: «Надо делиться, а причиндал даже за десять лет ни на сантиметр не стирается».

***

Алена Петровна подкрашивала губы, когда я зашла в кабинет.

– Вера Павловна, у меня к вам серьезный разговор, – дряблый подбородок вызывающе вздернут. Слишком бледная кожа просвечивает, морщинки на лбу и в уголке глаз видно отчетливей. Волнуется. Но голос – железобетонный.

– Да? – я вопросительно подняла брови, присаживаясь на стул у большого стеклянного стола. Как многие маленькие люди, моя начальница предпочитала окружать себя большими вещами. Вот и этот стол, огромный до неприличия, был лишним в этом угрюмом кабинете – никаких конференций, на которых требовалось присутствие большого количества людей, она не проводила.

Утопая в большом темно-зеленом кресле, Алена Петровна нервно потарабанила пальцами по подлокотникам.

– Вера Павловна, вы не справляетесь со своими обязанностями.

Сказала, как отрезала. Я продолжала улыбаться, не понимая смысла этих слов. А когда поняла, улыбаться перестала.

– Я… что???

– Вы провалили сделку с хлебозаводом, не смогли договориться о перезаключении контракта на будущий год. Ведь так? – она подняла на меня свои черные глаза. Правое веко слегка подрагивало от напряжения.

– Нет, не так. Не продлять контракт было вашим решением, вы передали работу с хлебозаводом Центральному подразделению, – я говорила совершенно спокойно.

– Я? – такого удивления и чувства оскорбленной невинности я не видела ни разу в жизни. – Вы можете предоставить какие-то подтверждающие документы, что это мое решение, а не ваша грубая оплошность?

Нет, предоставить таких документов я не могла. На всех документах злосчастного хлебозавода стояла моя подпись, во всех комиссиях значилась только моя фамилия. Я замерла. Мозг заработал со скоростью пулемета. Она подставила меня! Еще пара неудачных переговоров, неудачных именно по инициативе начальницы, теперь станут оружием против меня. Я вдохнула и выдохнула, досчитав до 10.

– Итак? – посмотрела на Алену Петровну, не испытывая особого удивления.

– Вы должны уволиться, пока этими эпизодами не заинтересовалась служба безопасности Центрального Банка и генеральный. По собственному.

Я готова была громко смеяться, но молчала. “Ну вот и понятно, как она решила выпереть меня с работы. Да еще и мужа моего себе прикарманить. Умница, не разменивается, все в одни ворота.”

Мой стеклянный взгляд прямо в глаза все-таки вывел ее из себя, и она заговорила быстро, громко, с надрывом:

– И эти ваши болезни, совершенно не вовремя. Не доставив мне вчера документы, вы невероятно меня подставили!

Что было дальше, я помню смутно. Помню только черную волну, которая затопила мое сознание, а потом ее истошные крики, охранника, который недоверчиво-испуганно пытался удержать мои руки, бледное лицо, на правой скуле которого начинало расплываться сиреневое пятно, кровь на дубовой столешнице. Видимо, я била ее головой об стол. Помню, как она кричала:

– Вы должны немедленно уйти, без отработки. Иначе я напишу на вас заявление!

Что-то я сомневалась, что она не подаст заявление, даже если я уйду, но, осознавая всю безвыходность ситуации, я выскочила из банка, схватив только свое пальто – перчатки и платок остались лежать в комнате для персонала на второй полочке справа…

Осень встретила меня промозглым ветром и противной моросью, которая через пару секунд сумела пробраться под воротник и поползти липкими щупальцами по спине. Хотя еще не было 12 часов дня, над городом сгущались сумерки унылого осеннего дня.

Мне было весело. Люди, ожидающие разрешающего знака светофора на перекрестке, с удивлением поглядывали на меня. Еще бы – смеющаяся растрепанная женщина под дождем с неприкрытой головой. Чай, не 15 лет, можно ведь и простудиться, бабуля! Я смеялась, хотя понимала, что этот смех – всего лишь предвестник истерики. Ничего. Игорь сейчас дома – где ему быть? Работает он вахтами, его про… тьфу на нее, на работе. Сейчас я скажу ему все. Все…

Я стояла на краю тротуара, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. Когда же загориться зеленый? Слева, на свой мигающий зеленый, поворачивал мусоровоз, бока его оранжевого кузова были испачканы чем-то серым, и дождь почему-то не мог смыть эту грязь. Я почувствовала чью-то ладонь между лопаток, ее огромную силу, толкнувшую меня вперед.

Бампер мусоровоза тоже был вымазан этой серой неизвестной грязью, тонким слоем, и даже на номере было пятно. 236. Я не могла оторвать взгляд от этих цифр, которые надвигались на меня так быстро и вместе с тем ужасающе медленно. Еще секунда – боль в ладонях, содранных об асфальт исчезла в тот же миг, как и появилась, и другая боль – огромная, заставившая весь мир сжаться в одну точку – эпицентр той самой боли где-то внутри меня, навалилась на меня вместе с темнотой.

Глава 2

Я резко распахнула глаза. После чернильной темноты, окружавшей меня, свет резанул по глазам так, что сразу заломило в висках. Белые стены и потолок поначалу показались мне нестерпимо яркими, но потом, когда ослепление прошло, я заметила, что цвет скорее грязно-молочный. Медсестра в марлевой повязке развязала жгут на моем предплечье.

– Все, можете разжать кулак.

Голос был каким-то металлическим, неживым. Она протянула мне жилистую руку и помогла встать. Голова закружилась и ноги слегка подкосились. Что, черт возьми, происходит? Я посмотрела на свои ладони – ни следа от недавнего соседства с грязным асфальтом злополучного перекрестка. Все поплыло перед глазами. Худая медсестра с необыкновенной для такого хрупкого тела силой подхватила меня под мышки и потащила к кушетке в углу кабинета.

– Ириша, тут у нас, похоже, перебор!

В дверях тут же показалась полненькая румяная девушка, которая на ходу разворачивала шоколадку, выуженную из кармана огромного синего халата.

– Ну что ж вы, маменька, так перестарались? – пропела она, вручая мне шоколадку и сама поднося мою руку к моему же рту. – Вас же предупреждали, раз в неделю. Не чаще.

Я сглотнула и постаралась глубоко дышать. Что происходит? Почему у меня ничего не болит? Неужели я так испугалась мусоровоза, что вся эта боль была всего лишь взрывом в моем мозгу? А шофер успел среагировать и вовремя притормозить?

Ириша уже материализовалась рядом со мной, держа в руках алюминиевую кружку с дымящимся чаем. Я благодарно кивнула, принимая кружку из ее рук.